2014 — «Мания»

*01* «Лавочка обещаний»

Сны… Порой они так прекрасны! Хочется навсегда остаться в них, ибо ты хозяин того, что там происходит. Вряд ли жизнь прекраснее сна, ибо там так хорошо…

  Алчность людей никогда не знала границ. Блестящие штучки, как известно, стоят многого, и в погоне за ними была снаряжена целая экспедиция. Под якобы научно-археологическими исследованиями крылись жадность и любопытство, и за нарушение покоя и целостности пирамид все до единого поплатились жизнью…

Но не остановило это людей, и на протяжении ста лет, с 1850 по 1950 годы велись массовые, поголовные поиски каких-нибудь артефактов в виде золота, сокровищ, драгоценностей, сувениров, статуэток, клинописей и прочего антикварного раритета. Одни вроде молодых учёных искали и добывали исторические вещи, рискуя заработать в пещерах аллергию и даже смерть. Другие продавали это с молотка на аукционе, срубая бешеные деньги и привлекая кучу масс. Третьи собирали и хранили это у себя дома, как ещё один хлам, хвастаясь перед друзьями из высшего общества очередной коллекцией старья.

Существует два типа лентяев: одним хочется получить всё за ничего, другим вообще ничто на свете не нужно. Много было таких отчаянных повес, которых в жизни интересовала прибыль; прибыль, которую можно получить не работая.

Следующей после серии неудач целью стал Новый Свет. Он всегда манил своей непредсказуемостью, своей таинственностью, окутывающей с головы до ног. Поэтому в срочном порядке было немедленно создано небольшое сообщество; агентство по туризму. Его задача состояла в том, чтобы официально оформить богатеньких лиц путёвкой до Америки, в которую чтобы попасть, надо пересечь Атлантику.

Судно было большое, с хорошим командиром, асом всех морей. Однако он неодобрительно поглядывал в сторону своих пассажиров; пассажиров, которые были одержимы наживой. Капитан ещё мог понять нищих, убогих и обездоленных ничтожеств, которые не имели, но хотели иметь – пусть даже таким корыстным способом, как грабёж; но он никак не мог въехать в мышление и разумение середнячков и всех тех, кто классом выше – последний хлеб без соли они уж точно не доедают. Это были ехидные, высокомерные, самоуверенные и порой очень жестокие лицемеры.

Пока на корабль грузили тунеядцев преимущественно из старой доброй Англии, а так же Франции, в агентство с похожим устремлением обратился молодой человек лет двадцати четырёх. На нём были фетровый цилиндр, сюртук, брюки, рубаха с галстуком «бабочка» и жилет. В руках он держал трость, деньги и билет.

— Что же вы так поздно, сударь? Яхта скоро отчаливает на тот свет.

Парень поправил пенсне и откашлялся:

— Ещё ведь не поздно, сэр!

— Да, милорд, но вы уж поторопитесь. И кстати, позвольте узнать: ради чего отправляетесь в столь долгое путешествие?

Тот задумался.

— Вероятно, ради чего-то светлого. Самопознание, самосовершенствование – для эгоистов; я же хочу разглядеть мир, в котором живу. Весьма интересуюсь узнать и понять, как он устроен; и бессмысленно предпринимать что-либо в настоящем и будущем, не зная истоков, не зная опыта прошлых лет. Это настолько занимательно – окунуться в вечность, в целую эру, в эпоху, что…. И вот я здесь.

Высокопарная речь была случайно услышана подошедшей в то же агентство молодой девушкой с милым, добрым и слегка пухленьким личиком; в светлом платье, явно гармонирующим с цветом её белокурых волос. Мисс на вид была совсем уж юная, но во взгляде её сверкали мудрость и душа. Она была столь утончена и женственна, что взор мечтателя невольно скользнул по ней. Та сделала строгое лицо, вздёрнула носик и подошла за билетом.

— Один, пожалуйста. Да, спасибо.

Парень направился к причалу. Скоро, скоро он увидит собственными глазами то, о чём так ярко рассказывают моряки…

Мисс, войдя к себе в каюту, сняла шляпку и, расположившись, устроилась поудобнее читать принесённую только что работницей с почасовой оплатой утреннюю газету, но ей это быстро наскучило. Тогда она вышла на палубу подышать свежим морским воздухом, хотя они ещё не отплыли.

Девушка, обойдя вокруг посудины, наткнулась на недавнего незнакомца, которого видела дня два назад, когда записывалась на кругосветку. Тот стоял, перегнувшись через перегородку, и глядел перед собой; но ввиду наклона его глаза сверлили водную гладь.

— Вы? Я наблюдала за вами: погружены в думы.

Молодой человек повернулся на шорох от еле слышимых молодых женских ножек из под шуршащей длиннополой юбки и улыбнулся.

— Не хотите составить мне компанию? Просто постоять рядом. — Радушно и любезно предложил он.

— Не откажусь, к тому же внутри всё равно скучно. А как вас зовут, если не секрет?

— Дэннис Дэниэлс, а вас?

— Регина Аллес, но отец зовёт меня Режининья, хотя мне это ну совсем уж не по нраву.

Беседа ненадолго сменилась молчанием.

— Выходит, у вас духовное довлеет на материальным? Нечаянно подслушала, когда приобретала билеты.

— А вы проницательны. Да, я больше привязан к смыслу жизни, нежели к дешёвому времяпрепровождению, которое убивает личности.

— Мы похожи с вами. А ещё очень здорово обнаружить иную природу, отличную от нашей. Говорят, там совершенно другие растения.

— Вы биолог?

— Учусь.

— И как только ваш отец отпустил вас? Совсем одну…

— Ой…. Я не говорила, что одна!

— Вы взяли лишь один билет.

— По всей видимости, не я одна кое за кем следила; раскусили и меня. 1:1, Дэннис. — Мисс Аллес явно была огорошена и ошарашена.

— А упомянул отца, ибо вы сами рассказали о нём. Вот и подумал, что, видимо, совсем не любит он вас, раз...

— Я еле упросила, к тому же капитан – его хороший друг.

Пара постояла ещё немного. Вскоре всех позвали на обед.

Дэннис был из обеспеченной семьи, но воспитывался он строго, да и учился прилежно. Он никогда не кичился своим положением или приличным состоянием, доставшимся ему от родителей. Благородства Дэниэлсу было не занимать. И видя, как ведут себя люди его сословия, даже не скрывая за принятием трапезы своего отвращения к низкому (разные классы даже ели отдельно), было неприятно на сердце.

Действительно, и богачи, и бедняки яро ненавидели друг друга, хотя открыто это не демонстрировали. В середине XIX века борьба классов всё ещё находилась в зачаточном состоянии.

Успешные и сильные мира сего обитали в припалубных местах, тогда как неудачников разместили поближе к трюму.

"Space Both”, так называлась яхта, ранее являлся обычной гоночной субмариной; позднее её переделали и улучшили.

Подошло время, и туристы двинулись в путь, рассекая на всех парах и парусах морские волны.

Буднично отплыв с одной из бухт юго-запада Британских островов, корабль уверенно и взял курс на Центральную Америку, навстречу неизвестности, в погоне ни за чем, по пути всё таки сделав дозаправку углём в таких морских портах, как Шербур, Виго и Фару. Делать такой крюк было необязательно, и уже после Фару яхта перестала двигаться вдоль берегов параллельно холодному Канарскому течению, как крейсер береговой охраны, и наконец-таки вышла в открытый океан, полный неясностей; и пусть, если и сохраняется видимость благополучия, опасности следует остерегаться всегда.

*02* «Ярусы»

На увеселительной яхте находился ещё один человек, достойный нашего внимания. Это была сухопарая и жёсткая леди старше средних лет, вечно кутающаяся в индийскую шаль. Её взгляд был резок, как лезвие ножа, и незаметно пронзал каждого, как универсальный детектив.

Женщина почти не появлялась на публике, ведя себя несколько отстранённо. Она была богата, а её якобы на первый взгляд хорошие манеры контрастным образом шли вразрез с высокомерием и неприязненностью к так называемым «низшим слоям». Даже когда она улыбалась (миссис почти никогда не делала этого), то была презрительная усмешка.

У почти пожилой вдовы не было с собой ни пажа, ни служанки, и некому было принести ей газету, но она и не нуждалась в них – леди и так была достаточно грамотна, начитана и, будучи существом, не особо уж и общительным, этаким мизантропом она, тем не менее, была в курсе всех дел, при этом, даже не переступая порога своей каюты.

Леди одевалась вроде бы богато и со вкусом, но несколько старомодно – для неё время словно остановилось, как у той старой дамы из «Больших надежд». И всякий раз, когда к ней кто-то входил (с её слов – без спросу, с их слов – они предварительно тихонечко стучали), мадам недовольно фыркала и по полной отчитывала «провинившихся невежд и слюнтяев, которые так и норовят, чего доброго, напакостить». Вообще, женщине самой импонировало добавлять себе годы, превращая себя в старушку – быть может, она считала это солидностью, достоинством и преимуществом, благодаря которым кажешься увереннее; но все остальные находили всё это чудаковатой глупостью и издержками не сложившейся жизни.

Что-то это дамочка скрывала, иначе, отчего поднимать такую панику, когда её тревожили, и тревожили отнюдь не только лишь по пустякам?

Те, кто становились в тот момент козлами отпущения, замечали и признавали, что леди вечно читала какую-то очень пыльную книгу, и сразу убирала её в судорожной суматохе, когда её заставали врасплох. При любом шорохе она закрывала книгу и настороженно оглядывалась по сторонам.

Миледи звали Мария Лус, а тем самым злосчастным, никому не дающимся в руки произведением была её семейная реликвия с заклятьями, заговорами, обрядами и ритуалами.

Ещё одной книгой, которую иногда перелистывала госпожа, был трактат четырёхсотлетней давности, на котором еле проступала надпись "Malleus Maleficarum: Maleficas, & earum hæresim, ut phramea potentissima conterens”. При её просмотре Мария обычно недовольно морщилась но, тем не менее, прикасаться к ней не переставала и делала на полях какие-то заметки, постоянно сравнивая её с первой книгой так, как можно сравнивать два совершенно полярных антипода.

Помимо всего прочего, миссис Лус весьма живо интересовалась всевозможными храмами, захоронениями, могильниками и склепами, а также в достаточной манере событиями Варфоломеевской ночи 1572 года во Франции. Так и сидела она целыми сутками в своей каюте, не выходя из неё и наглухо затворив все ставни, занавесив иллюминацию шторами. Подальше от любопытных человеческих глаз и ушей…

Богачи днями и ночами пропадали в казино, играя в покер, рулетку, делая какие-то ставки и устраивая драки не только из-за прекрасного, но слабого пола, но и по ряду мелочей, мотивируя это «делом чести». Все очень много курили табак высших сортов и попивали дорогие вина.

Те же, что этажом ниже, не могли позволить себе такой роскоши. Им не приносили завтрак в номер, но ели они, как и все, точнее, как и большинство матросов, в камбузе. И теплилась в сердцах у тех надежда, что в Новом Свете будет и новая жизнь; безбедная, нормальная, безо всяких там банальностей да вечных проблем, каких немало рассказано и описано.

*03* «На воде»

Пока светские люди из Европы расширяли свой кругозор картами южного полушария, капитан спокойно стоял на мостике, время от времени раздавая поручения своим подчинённым.

Регине вновь надоело созерцать унылый вид каютного мирка, и она поднялась наверх, дабы обозреть Атлантику воочию, а не через стекло.

Мисс Аллес подошла к капитану и вежливо поздоровалась.

— И вам салют. Как вы, не укачивает? — Обеспокоенно спросил заботливый командир – её отец просил приглядывать за ней, но и сам проявлял инициативу.

— Есть немного. — Смутилась та и улыбнулась. — Скажите, а в этих водах мне попадутся на глаза кашалоты? Очень хочу увидеть!

— Видите ли. — Прищурился капитан. — Наша яхта – не рыболовное судно, и мне собственно нет дела до них. Но, тем не менее, эти киты встречаются ещё здесь, прямо сплошь и рядом. А отчего интересуетесь?

— Просто есть так называемые «карликовые» кашалоты, о которых между учёными до сих пор не утихает спор. Я ведь учусь в университете, и пишу диссертацию. Так вот, одни говорят, что малые зубастые киты не шибко уж и отличаются от больших, я про этих самых кашалотов. А другие указывают на то, что «малыши» меньше по размеру и «зубы» у них так же сравнительно мельче. Складывается впечатление, что карликовых кашалотов либо нет, либо их попросту никто не видел, а если кто и видел, то вероятно спутал с касатками или иными дельфинами, хотя как можно так ошибиться даже на глаз, когда у кашалотов сразу бросается в глаза тумбовидная внешность тела, особенно передняя часть, голова…

— Занятно. Вы так впечатлили своим рассказом…. Умер бы – не знал. — Расхохотался старый холостяк – эта молодая девушка довела этот смех аж до слёз. — Лично я на своём веку не так много раз сталкивался с кашалотами; моему взору даже без бинокля чаще попадались усатые киты; в частности, гренландский.

— Ой, как здорово! — У молодой мисс аж глазки загорелись. — Ну, надо же! Но…. Так как же насчёт кашалотов?

— Слышал то же, что и все: что лодку или бот, а то и марину покрупнее этот кит перевернёт и потопит только так, особенно когда в ярости; загарпуненный, истекающий кровью…

— Я так счастлива, что помимо Нового Света увижу и новую для меня флору-фауну, что жду, не дождусь, когда это случится. Я про встречу с большими-пребольшими китами. Тётушка моя всегда лечила меня жиром из китовой печени – там много витамина «А». Теперь вот бы…. Ну да ладно.

— Это правда. — Добродушно подтвердил командир и заявил. — Ну, мне пора: надвигается шторм. Не будьте долго здесь – спускайтесь, скоро ужин. Вас я не оставляю и не покидаю – вижу, тот молодой собеседник составит вам прекрасную компанию для интереснейшей беседы.

Регина повернулась и заметила Дэнниса, шествующего к борту. А капитан пошёл по своим делам.

— Крадётесь, как кошка! Здравствуйте. — Поприветствовала Регина Дэниэлса. — Непогодится, а вы тут?

— О чём журчали с капитаном? Вы светитесь.

— Думаю, я достала его со своими китами!

— Простите – что?

— Выведывала, нет ли здесь поблизости самых громадных в мире млекопитающих. Представляете, самый большой кит в два раза больше по длине и массе, чем самый огромный динозавр!

— Я тоже читал об этом. Приятно общаться с начитанными и грамотными людьми, ибо есть немало людей, которые считают кита всего лишь очень большой рыбой.

— Да, это так.

— Что-то быстро темнеет небо. Тучи всё кругом заполонили, и нет более дневного светила. Прохлада, и скоро будет дождь; сильный дождь. Пойдёмте внутрь, а то совсем замёрзнете – вы бледны, и вас трясёт от холода. — Сам, стуча зубами, произнёс молодой человек.

Вовремя они спустились – настала гроза, а километровые волны швыряли судёнышко, словно игрушку, расставляя капканы и ниспадая потолком, обрушиваясь каскадом, как непосильной ношей. Затем к утру немного распогодилось, и стоял штиль. Чайки уже не летали так низко, и солнце искрилось ослепительно-белым неровным светом там, в вышине небосклона, отдавая тепло атмосфере, даря радость всему живому на этой грешной земле.

Пережив сильнейший шторм, казалось бы, хрупкая яхта продолжила свой путь в благословенный запад, унося с собой толпы людей, ожидающих коренных изменений в своей судьбе.

От чего они все так бежали? Сбегали, убегали, ибо это было больше похоже на побег; от себя, от проблем, забот и хлопот. От тех, кто обижает и никогда не понимает; кому трудно угодить, и стоит ли угождать вовсе, поскольку всё одно – безнадёжно, больно, горестно. Ведь многие на судне купили билет в один конец. Быть может, вполне оправданным они считали выражение «везде хорошо, где нас нет»? Но так ли уж чисты они были в намерениях своих? Возможно, слишком дерзок шаг прийти на всё готовенькое, отобрав чужое для себя и от чужих? У тех несчастных Америка стабильно и однозначно ассоциировалась с грудами злата-серебра и платины; и неважно какая – Северная, Южная или перешеек. Многие падки духом, но не все из них витают в облаках и ищут лёгкой жизни. Не все, не все так ничтожны и низки, чтобы сидеть на чьей-то шее, свесив ножки.

Парень отвлёкся от своих мыслей и глянул в «окошко» – лишь две извилины за ним: одна, что выше колеблется, не так заметно; та же, что под ней, весело плещется о борт. Хорошо ей, у неё нет таких тяжёлых дум. И наверняка находящиеся в ней ракообразные смыслят что-то иное, чем что-либо поесть.

Дэннис вздохнул. Фонвизин, Достоевский, Чернышевский – великие люди! Таких бы побольше. «Отцы и дети»? Вот именно, и как актуально.

Дэниэлс окончательно отбросил размышления в сторону и принялся было читать одну великую книгу, как вдруг он услышал крик.

«Это на палубе что-то», прогудело у Дэнниса в голове и, увлекаемый страхом, любопытством, интересом и желанием помочь, предотвратить неминуемое он спешно поднялся по трапу, даже не закрыв за собой дверь – так уж он торопился, и толком не оделся, и чай индийский недопив.

Помощь как таковая уже впрочем, не требовалась – боцман, и капитан не спали. И представилась Дэниэлсу такая картина.

Его знакомая стояла возле рубки вся мокрая с ног до головы, хоть выжимай. Боцман в это время употребил одно не очень хорошее слово, а капитан без проволочек накинул на сумасшедшую простушку плед, веля греться у камина.

— А что собственно случилось? Что произошло? — Подбежал было к ним Дэннис.

— Без паники, мистер Дэниэлс. А то, что случилось – уже случилось и, надеюсь, более не повторится, если эта бестолковая девица будет вести себя должным, подобающим и приемлемым образом. Как нельзя взять в толк, что море – не суша? Здесь свои правила.

Дэннис перевёл взгляд на Регину.

— Мне ночью не спалось. Знаю, что подвергла себя риску. Я облокотилась было о перекладину, как вдруг прямо у борта взметнулся китовый хвост и на меня полился целый столп воды!

— Прекрасно, мисс. — Недовольно похлопал в ладоши капитан. — А теперь прилягте ко сну. Сами не спите, и другим не даёте. Мистер Дэниэлс, будьте так добры, проводите эту мокрицу до её комнаты.

Спускаясь, мисс Аллес бросила уже совсем сухим и раздражённым тоном:

— Вы, верно, полагаете, что я глупая, да?

На это молодой человек ничего ей не ответил, а просто взял под руку и довёл «домой», аккуратно поправив ей её шерстяную накидку.

— Дальше я сама, спасибо.

Когда парень попрощался, предварительно пожелав спокойной ночи, девушка разожгла камин и уселась греться. А потом сама не заметила, как на неё нахлынули приятные сновидения.

*04* «Конверты судьбы»

После обрызгов от китового нырянья мисс Аллес совсем слегла, подхватив простуду. Ещё и морская болезнь её не миновала, немного подточив. Но она всё же нашла в себе сил выйти из комнаты и, поднимаясь по лестнице на площадку, чуть было не столкнулась с Дэннисом.

— Ваше здоровье, мисс? — Участливо и сочувствующе спросил Дэниэлс.

— Благодарю. Вашими молитвами. — Регина вдруг сделала гримасу. — А вы откуда и куда?

— У кого-то наметился фуршет. Позвали – иду. Хотя, признаться, желания нет на подобного рода мероприятия…

— Значит, я останусь совсем одна сегодня днём, ведь так? Одиноко и неуютно, особенно когда болеешь.

— Что ж, поправляйтесь. — Кинул ей молодой человек.

Но девушка отпустила его не сразу, застенчиво и в то же время серьёзно заглянув тому промеж широких ресниц. Мисс Аллес всучила Дэннису какую-то сложенную вчетверо бумагу, вложила её тому в ладонь и, покашливая, развернулась на обратную дорогу; туда вниз, к себе.

Сегодня мистер Дэниэлс был при всём параде – его тоже коснулась богема, ведь он волей не волей, не вращаясь там, был её частью из-за своего сословия. На нём был дорогой костюм из весьма качественного сукна, отделка высших мастеров.

В записке было сказано, что Регина приглашает его на небольшой творческий вечер в дневное время суток, в котором она хочет продекламировать ему свои стихи. Парень не был лишён духа лирики и поэзии, поэтому предложение его манило. Однако он также и не хотел пропускать торжественного обеда, ведь там будут все. Немного сбитый с толку, молодой человек всё-таки упрямо и уверенно зашагал на фуршет.

Была и иная персона, которая также была перед выбором, идти на праздник или нет – миссис Лус обычно всегда была верна своим принципам не выходить из комнаты, не появляться на публике. Но принадлежность к высшему обществу взяла верх, и Мария твёрдо решила провести это время вместе с прочими приглашёнными гостями.

Как всегда это бывает, много шума на пустом месте. У кого-то был день рождения, и теперь все как один поднимали тост и веселились. Дэниэлс же несмотря на молодость лет, не находил в этом совсем никакой радости, чувствуя себя лишним. На обеде он почти не притронулся к еде, ограничившись двумя стаканами воды. Разжав руку, в которой была весточка, он уставился на неё, потом убрал в карман брюк.

Миссис Лус тоже была не особо рада, сидя с кислой физиономией. Всё же ей то и дело приходилось через силу вставлять в общий разговор свои пять фартингов для поддержки да подавать руку захмелевшим кавалерам, и не все из них были достойны называться пэрами.

Пребывая в тиснении великом, Дэннис в очередной раз сменил ногу, сидя за столом, то и дело, принимая ухом разного рода бестактные шуточки, иногда и на его счёт. Наконец, он принял окончательное решение покинуть залу: молодой человек посчитал, что гораздо важнее побыть рядом с нуждающемся в нём человеком, нежели находиться здесь, где и так всем хорошо и без него. «Твори полезное», шептал себе всегда он.

Выйдя из-за стола, отказавшись от танца, откланявшись и натянув жизнерадостную маску уважений и приличий, Дэннис покинул недобрую, на самом деле сильно гнетущую его обстановку – парень не выносил многолюдья.

Как на грех, освещение погасло на следующем пролёте, но у Дэнниса был с собой фонарик, один из первых в том веке; правда, не очень новый, зато надёжный, и таких сейчас уже нет.

От природы Дэниэлс был левшой, и где находится каюта Регины, он помнил лишь приблизительно. Очутившись на указанном отсеке, он растерянно подошёл к тому месту.

Комната миссис Лус была прямо напротив комнаты мисс Аллес – их двери отделяли друг от друга какие-то жалкие несколько дюймов чрезмерно узкого коридорчика без единого глотка воздуха, где двое не пройдут в относительной параллели, но только лишь в последовательности.

Самообладания Дэннис не растерял, но запамятовал, с какой стороны подходил в прошлый раз – повторимся, он был левшой, к тому же ни на той, ни на другой двери не было циферок.

Каюта Регины была заперта, но на ключ ли, Дэннис проверять не стал. А вот каюта напротив была чуть приоткрыта – обычно донельзя щепетильная леди всегда неоднократно проверяла замок перед уходом куда-либо, но сегодня в явной спешке она об этом подзабыла, да и начинал подводить возраст.

Каких-то отличительных знаков у дверей не было – обе одинаковы во всём. Наивно полагая, что приоткрытая из них ведёт к девушке, Дэниэлс наобум постучал и вошёл.

Странное дело – пахло мертвечиной. Парень зажал нос и обратил вдруг внимание на комод, на котором пылились какие-то книги – миссис Лус раскрыла саму себя, ибо всюду прятала их; стерегла, как зеницу ока своего. Он подошёл к ним и тронул одну, раскрыв на закладке.

Внезапно ему в уши влился какой-то ужасный и пронзительный писк, а позже кто-то вкрадчиво и с придыханием стал лепетать какую-то гнусную бесовщину.

Дэннис в ужасе отшвырнул было от себя книгу, но та камнем пригвоздилась к комоду. Потом все её листы взметнулись кверху, не отрываясь, как волосы тянутся к гребешку, увлекаемые притяжением. Со страниц пошли пар и дым, а к концу представления на глазах у ошалевшего и ничего не понимающего Дэниэлса, приплюснутого кошмаром к обратной стене, из книги визуально отлетели все слова, фразы, предложения – в том же порядке, в котором были и в тексте. Потом они растворились в воздухе, а сама книга истлела, превратившись в пепел, пыль и прах.

Несмотря на век гуманизма, Дэннис-таки по привычке перекрестился; так и остался у стены, полусидя, и волосы стояли дыбом.

Неожиданно на пороге появилась миссис Лус, вконец разочаровавшись современностью и меной нравов, застав, застигнув «негодяя» врасплох.

— Кто вы, и что вам нужно? — Рявкнула старуха на «негодника», а тот всё сидел на том же месте, ни живой, ни мёртвый, еле переводя дух.

Мегера обошла свою обитель кругом, с силой вдыхая в себя запах гари.

— Что горело? Что тут было? — Вопрошала она.

Дэннис кое-как заставил себя приподняться, начав нести чушь, ерунду и бред про то, как ошибся каютами. Обычно такой строгий и подтянутый, он выглядел сейчас не лучшим образом, как не выжатая напоследок после генеральной уборки половая тряпка.

Немного успокоившись, Мария села в кресло и внимательно-располагающе уставилась на виновника происшествия.

— Прощу глубокого прощения для себя от вас, миссис. Если я что-либо сломал или украл, это будет на моей совести, и я всё восполню с лихвой. Примите мои самые искренние…

— Пожелания и соболезнования. — Нетерпеливо перебив, завершила его монолог гарпия. — Что вы видели? Это меня волнует и беспокоит, настораживает и тревожит.

— Э-э-э…

— Пусть всё, что вы видели в этой комнате – в ней и останется; договорились? Это будет и вашим наказанием, и моим прощением.

Ещё раз извинившись, Дэннис вышел вон, прочь оттуда; а выходя, на внутренней стороне двери разглядел рисованные кистью цифры «66» – номер каюты (номер у мисс Аллес был «65» соответственно: чётные по левой стороне, нечётные – по правой; всего же кают было семьдесят).

После всего, что только что имело место, Дэннис не осмелился, не отважился войти к Регине: право же, глупость какая – так к стыду своему перепутать двери, войдя не туда.

Девятнадцатый век…. Век слова и дела, век культуры. Ах, это давно ушедшее время, преданное забвению! Век, когда в ответе люди были за всё, и обещания обычно исполняли, чаще всего – именно так, а не иначе. И что сказать теперь той, что прождала весь день, как в глаза посмотреть? Лишь бы не всю жизнь – все эти непрошенные мысли под названием совесть ужасно мучили Дэниэлса, занимая голову вместо снов, фантазий и мечтаний.

Давая слово, парень всегда его исполнял, но все эти превратности судьбы…. Воистину море – не суша; тут всё по-другому, словно не в своей тарелке. И вместе с тем всё же манила чем-то та неизвестная, загадочная, быть может, запретная даль. Там, за горизонтом, возможно, ждут какие-то иные цели, смыслы, задания, поручения и дела. Может, и в жизни Дэниэлса произойдёт нечто, что заставит задуматься о грядущем, не живя вчерашним? Может, оставит он бюрократию в покое и станет обычным фермером, на досуге приобретая гения пера перед камином в суровые зимние ночи?

Дэннис вдруг с интересом и некоторой неожиданностью для себя вспомнил своё детство. Мать, которую он не видел никогда; тётушка, что воспитывала в высоком моральном духе; гувернантки одна краше другой; отец, который всегда был достойным примером; десятки и даже сотни лиц, которые он видел однажды, но более не увидит никогда.

Тётушка приучала к фортепиано, отец привозил сладости…. И сестрёнка Шэрон, которая не дожила до отрочества своего ввиду болезни, унёсшей не одну жизнь в тот трудный год…

Отбросив размышления в сторону, Дэннис притих на отдых и покой, хотя до вечера ещё было далеко.

Покуда корабль продолжал своё плавание с северо-востока на юго-запад, воздух становился всё влажнее – западные ветра умеренно-морского климата вначале сменились муссонами субтропиков, а через некоторое время – пассатами тропиков. Стало и теплее – ниже +160 по Цельсию уже не было.

Из-за простуды Регина пропустила самое интересное: она могла бы ещё не раз увидеть кашалотов, встречающихся у не только что пройдённых, оставленных позади Азорских островов, но и на подходах к обширнейшему Саргассовому морю. Из китов попадались также усатые полосатики и дельфины. Ещё при более внимательном наблюдении можно было обнаружить рыбу-меч, рыбу-молот и акулу.

На следующий день утром Дэниэлс первым делом попытался отыскать мисс Аллес, но ему это с фунта два «удалось» – ни у себя (теперь-то он уж точно знал её адрес, точнее, каюту), ни на палубе, ни где бы то ещё ни было её не нашлось. Это насторожило и опечалило и без того грустного парня; ему по-прежнему было не по себе за то, что заставил человека ждать и не пришёл.

Гуляя по просторам яхты, он подошёл к капитану.

— Рано вчера ретировались, мистер Дэниэлс.

— Именно, сэр.

— Отчего же?

— Упал духом, и скребут кошки. Это я так, о своём…. Что было после? Есть ли что-то, стоящее пристального обозрения?

— Я был сравнительно недолго – не мог оставить свой пост на боцмана или кого-то ещё из состава. В целом, щадяще и томно.

Они постояли ещё было немного, но капитана позвали по службе, и Дэннис остался на той части судна совсем один.

Внезапно он ощутил сзади чьё-то дыхание.

— Что же вы за человек такой, мсье? Настолько неприятны мои стихотворения, что, не удосужившись с ними даже ознакомиться, проигнорировали их? — Не глядя на спутника, но смотрясь в даль океанскую, задумчиво выдохнула Регина.

— Позвольте объяснить…. — Опешил молодой человек.

— Позволяю, объясняйте.

Тот в двух словах рассказал ей о вчерашнем нюансе.

— Вы находите это инцидентом? Боже, какой кошмар! Поразительно, как можно было застесняться и так отчаянно запутаться. Не ожидала от вас.

Дэннис молчал, изрядно нервничая.

— Надеюсь, вы не настолько мнительны, чтобы думать, что всё подстроено? — С тревогой в тоне выговорила мисс.

Дэниэлс взял её ладони в свои.

— В любое время и любом месте, хорошо? Мне ваши старания дороже тех преходящих явлений, которые я наблюдаю ежедневно. Всё же одним лучше, нежели проводить время, такое драгоценное для смертного человека, попусту.

Мисс покраснела, но рук своих обратно не убрала. Лишь слеза блестящая скатилась из очаровательных глаз.

— А сейчас я вас оставлю – мне нужно идти. Да, и ещё: непременно выздоравливайте. — С этими словами молодой человек отошёл в сторону.

Мисс Аллес засопела носиком от насморка, достала платочек и, немного погодя, тоже куда-то ушла.

Пока продолжалось непрерывное плавание, Дэннис и Регина иногда продолжали пересекаться, проводя всё свободное время вместе.

Для начала мисс зачитала по паре строк от своих лучших четверостиший, правда, немного навевающих унылое настроение; но парень уговорил девушку прочесть каждое полностью, что она и сделала с превеликой охотой – ей было лестно и приятно.

Потом она показала, как рисует. Это не были пейзажи или портреты – то были художественные изображения преимущественно представителей фауны – в частности, морских млекопитающих: вымершей стеллеровы коровы, моржа и в особенности китообразных, так сильно полюбившихся Регине. А Дэннис с усердием рассматривал их, потому что то были прямо шедевры искусства.

Дэниэлс поведал немного о себе, и они нашли друг у друга много общего. Такое времяпрепровождение немного скрасило сырые и утомительные будни, состоящие из вечно пасмурного неба да воды серого цвета, холодной и неприветливой.

Вскоре должно было состояться ещё одно празднество, но Дэннис упорно и бескомпромиссно отказался от участия в этой нелепой затее, отнимающей время и деньги. Мисс Аллес только-только пошла на поправку, и парень захотел заглянуть к ней.

— Вы звали? Пришёл проведать вас, и захватил с собой лимон. Знаете, в Китае находится их естественная родина, но они уже у нас не в диковинку, как раньше.

— Да, я просила прийти, спасибо.

— Вам плохо? На вас лица нет.

— Ни в коем случае; присаживайтесь рядом поудобнее – будем газету читать.

Что и было сделано. И тут взору Дэнниса попался белый конверт.

— Пригласительный. — Проследила за его взглядом Регина. — Вот ведь народ непонятливый: как я пойду, если простуда на море – не то же самое, что простуда на суше? И доконало бы, но хвала всему, за мной присматриваете вы да капитан.

— Мне принесли точно такой же, хотя я сразу категорически дал понять, что против. Нелегко, ибо не так посмотрят и будут трепаться за спиной, обсуждая любую мелочь.

— Что правда – то правда. — Согласилась мисс.

Немного погодя выяснилось, что белые конверты получили только мисс Аллес и мистер Дэниэлс – все остальные держали на руках конверты отчего-то из сплошь чёрной бумаги. Это показалось странным всем.

— Я нахожу это непонятным. — Встревоженно высказалась Регина.

— Действительно, чудно. — Вторил ей Дэннис.

— Быть может, белый цвет символизирует какой-то отличительный признак? Что не были на первом и получили особое приглашение на второй? И в то же время я не настолько близка ко двору.

— И я также. Не думаю, что из-за нашего отсутствия что-либо существенно изменится, поменяется. — Молодой человек был скептиком по жизни, хотя так бывало не всегда.

И правда, банкет не был чем-то из ряда вон выходящим – обычный сбор припадочных особ. Дэннис не без пользы для себя читал одну из книг, а мисс Аллес как озорная пчёлка опыляла свой очередной хорей и ямб.

*05* «Неудачный манёвр»

Тем временем миссис Лус не сидела зря на месте – ей покоя не давал тот факт, что посторонний человек побывал в её хоромах и даже обнаружил святая святых – в данном контексте, грешное грешных.

Последняя в мире ведьма раздумывала, как бы расположить к себе Дэнниса и действовать далее соответствующим образом. Собравшись с духом, Мария послала проходившего мимо раба-мулата с поручением к мистеру Дэниэлсу.

К молодому человеку постучали.

— Да? — Сегодня с утра не заладилось, и парень был не в настроении.

— Это прислуга, сэр. Вам письмо.

— Мне? — Дэннис немедленно открыл дверь.

Мальчик протянул тому свёрток.

— Ничего больше не передавали? — Щурясь, спросил Дэниэлс.

— Нет сэр; ни словесно, ни бандеролью. — Слуга попытался улизнуть, добросовестно выполнив просьбу миссис Лус.

— Стой. — Окликнул мальчугана Дэннис. — Лови мандарин!

Мальчик решил, что и этот хозяин бросит ему чаевые, как бездомной собачонке.

— Нет-нет, так не пойдёт. — Покачал головой парень. — Подойди и возьми. Не бойся, дурень, я не собираюсь тебя лупить, даже если бы была такая надобность за совершённую тобой провинность.

Когда невольник ушёл, Дэннис приземлился на софу.

«Вот и поди ж ты, угонись за ними! А ещё говорят, что рабство отменили! Пока это всё дойдёт теперь…. Всё бы отдал за восстановление справедливости. И вот в таком мире я живу; там, где один возвышен над другим. Только вот тот, кто принижен, обладает большей любовью и верой, чем все эти стоеросовые чурбаны. Впрочем, и я, и я из этих самых. Неловко, ой как неловко отдавать кому-то приказы, искренне желая равенства. Увы и ах…», проглатывал про себя обиду на весь свет парень – он был ярым аболиционистом.

— Посмотрим, что у нас тут. — Произнёс уже вслух мистер Дэниэлс, вытаскивая из конверта адресованное ему письмо. — Глянем, чем порадуют нас в этом листке.

В письме миссис Лус написала следующее:

«Простите, что в предыдущий раз всё так никчёмно вышло. Право же, хотелось бы искупить своё поведение. Возьмите кого-нибудь из своих друзей; тех, кому полностью доверяете, и приходите на обед – стол обещает быть накрытым с шикарностью и самой что ни на есть приветливостью. Буду рада принять у себя столь важных гостей. С уважением, леди Лус».

В очередной раз, совершенно сбитый с толку молодой человек, освободившись, направился к мисс Аллес, ставшей ему незаменимым и преданным другом.

— Вы позволите? Не заняты? Не сильно помешал? Я ненадолго. Извините. — Рассыпался в кротких любезностях парень.

— Конечно же, я всегда почту за честь впустить такого скромного человека. — Нарочно сердитым голосом ответила Регина. — Мне уже намного лучше, и я почти здорова. Вы сегодня рано. Что-то не так? Опять погода испортилась, затянув серостью?

— Видите ли, какое дело…. — Замялся Дэннис. — Помните ту вредную старушенцию, которая отчитала меня ни за что ни про что однажды?

— Из-за которой мы не поняли друг друга? Отчего же, помню. Возможно, даже видела – на нашем корабле всякие пассажиры встречаются. Ну и что с ней? Кстати, не так уж и «ни за что ни про что» – вы нагло и самым бессовестным образом вломились к старушке в комнату и перерыв всё вверх дном, уничтожили одну из книг в её драгоценной коллекции.

— Так-то оно так, и очень может быть, но…. Дело в том, что она якобы хочет загладить свою вину и ждёт меня у себя за трапезой.

— Браво! — Рассмеялась от души мисс Аллес, даже захлопав при этом в ладоши. — А вы делаете грандиозные успехи! Вдруг она сказочно богата и женившись…

— Вы не дослушали всего. Леди предлагает взять в компанию ещё кого-то. Не могу же я пойти к ней с капитаном! У него и так уйма дел. Может, со мной пойдёте вы?

— Я? — Округлила глаза Регина. — Признаться, польщена. Что ж…

— А ещё вы проявили ко мне…. В общем, как вы могли подумать…. Стоит ли тогда вообще…. Я не имею видов на ту даму, к тому же я самостоятелен, и давно.

— Видите: когда я даже слегка больна, то перестаю удачно шутить. Так что не почтите за дерзость – я виновата и выразилась неверно. Не принимайте на свой счёт мою дерзость.

— Так вы пойдёте со мной? — Сжался в комок Дэннис. — Не доставьте этой мадам удовольствия растерзать меня за причинённый ущерб. Поскольку не верю, что с добром это всё. Всё что угодно произойдёт – не испугаюсь, не убоюсь, но здесь – извольте…

— Свет с вами, не переживайте вы так. Это будет завтра?

— Завтра. — Подтвердил тот.

— Тогда зайдёте за мной, и отправимся вместе, идёт?

— Разумеется.

Обычно хладнокровный, неподвластный чьему-то влиянию Дэннис пасовал перед мистицизмом. Пожалуй, это было единственное, что могло его огорошить в любой ситуации; ведь, как правило, неизведанное, недоказанное, неадекватное всегда вызывает в человеке неприязнь и отторжение.

Следующий день явно пророчил быть благоприятным и сулил удачу – нежный и лёгкий бриз (минуя саргассы, яхта подплывала к Карибскому бассейну), рассеявшиеся мглистые облака да общий приподнятый настрой.

Мисс Аллес причёсываясь, стояла у зеркала, когда к ней со стуком вошёл мистер Дэниэлс.

— Вы уже гото…. — Не договорив, осёкся на полуслове Дэннис, изумлённо таращась на Регину, совершенно обомлев.

В своём белом платье она была так неотразима, легка и непринуждённа, что оторопев, парень так и остался стоять, как вкопанный, забыв, с какой целью он пришёл.

— Что с вами? Вы не больны? — Повернувшись, улыбнулась мисс. Её выбившийся из причёски волнистый локон так естественно ниспадал на плечо, что заворожённый Дэннис не нашёлся, что ответить.

— Просто растерялся. Я, наверное, не вовремя?

— Готова я. Ответила я на ваш вопрос? — Рот Регины игриво улыбался.

— Более чем исчерпывающе. Что ж, в таком случае идёмте. Между прочим, вы прелестны.

— Что вы говорите? — На щёках мисс Аллес расцвёл, вспыхнув искорками, румянец. — Я могу расценивать это на мой счёт как комплимент?

— Разумеется. Давайте, не будем заставлять кое-кого ждать.

Миссис Лус приняла их в своих дамских покоях вполне сносно и радушно, под стать королевскому приёму.

— Будьте, как у себя; располагайтесь.

— Неудобно как-то. — Начал было Дэннис, но его спутница в это время легонечко его толкнула.

— Уверяю, всё в полном порядке.

Вначале разговор не клеился – на «пиршестве» собрались три больших мизантропа; но потом постепенно заладилось, и все немного разговорились.

— Я из Тосканы. Жила и выросла там. — Рассказывала леди.

— Провинция на севере Италии?

— Не совсем, но почти в точку. Хочу услышать что-нибудь и о вас – совсем толком не знаю. Давайте знакомиться теснее и ближе – не помешает в любом случае. И хотя скоро прибудем в место назначения, думаю, нам есть о чём посудачить и скоротать время.

Мисс Аллес упомянула о своей слабости к зоологии, а мистер Дэниэлс подчеркнул, что занимается собственным делом – сразу было видно, что он не любитель говорить о себе.

— А каково ваше хобби? Чему любите предаваться? — С живостью вопрошала Регина – девушка стала инициатором беседы, неким посредником, связующим звеном.

— Увлечений немало. — Судя по некоторой дрожи в голосе, вопрос этот был Марии неприятен. — Всякими разными вещами интересуюсь. В большей степени я собираю материалы о культуре инков, ацтеков, майя, а также их непосредственных родичей ольмеков, сапотеков и прочих им подобных людей. Также не оставляю без внимания египтян и африканские народы вообще.

— Культурой индейских племён, а именно? — Дэннис, до этого витавший где-то в заоблачных далях, наконец-то спустился на землю и оторвался от своих дум. — Говором, наречиями, жизнеописанием, быть может, искусством и жертвоприношениями?

При слове «жертвоприношение» миссис Лус еле подавила в себе ехидный и очень непростой смешок – на эту тему она не рассчитывала и поспешила сменить её на другую.

— Но я не журналистка – я любитель. Просто для себя. Может, кофе?

— Не откажусь…. Вероятно, вы с таким большим трудом собирали книжную коллекцию – возможно, на это ушли десятилетия; а я ещё и имел проступок дотронуться до той ветхости. Мне очень жаль – теперь я понимаю, насколько это всё вам дорого и ценно.

— Да-да-да. — Поспешила поддакнуть миссис, скривившись при этом, словно от невыносимой зубной боли.

Потом пока мистер Дэниэлс вдумчиво поедал ватрушки и слоёное печенье в неимоверном количестве, миссис Лус как старшая и более опытная напутствовала мисс Аллес, как следует вести себя по хозяйству; всячески ставила на путь истинный. А Дэннис, недоверчиво слушая всю эту женскую чушь, сам не заметил, как опустошил весь стол, съев всё подчистую за троих – обычно он не ел вовсе, имея оттого весьма бледный оттенок лица; но сегодня его что-то прорвало, и он не мог остановиться. Дэннису даже стало казаться, что тут что-то нечисто, да и еда почти не убавлялась до самого конца, когда и вправду ей пора уже было быть исчезнувшей.

Насидевшись вдоволь, молодые люди засобирались назад, да и у Регины начала капать из носа кровь – «лишь бы не было осложнений», как говорил обычно в таких случаях капитан.

Проводив взглядом персон и напоследок ещё разок, кивком головы распрощавшись, дитё Дианы заскрежетало зубами:

— Он крепче, чем я думала. Проклятье! Крепкий орешек. И та, что с ним…. Хм, откуда в людях столько добра???

А вот по ту сторону каюты, уже в межэтажье состоялся диалог совершенно иного характера.

— Приятная женщина, и мне очень понравилась. Зря вы так, молодой человек. — Произнёс самый чистый, самый наивный ангел в мире.

— Вы вправду так считаете? — Брови Дэнниса поползли сначала вверх, затем обратно вниз. — Вы действительно полагаете, что я ей поверил? Знаете, не нравится мне всё это.

— Что именно, сударь?

— Всё, буквально всё. Я настолько опустился, что впервые в жизни мне пришлось притворяться. Теперь меня это коробит, мучает и не отпускает. Извините, если вдруг вспылил и нечаянно задел и вас.

— Вы настолько честны и благородны? Хвальба не делает человека лучше. — Заметила мисс.

— Есть что-то, что тяготит меня изрядно, и добром это не кончится. — Молодой человек вдруг развернул своё лицо к девушке глаза в глаза. — Посмотрите на меня.

— Каков дальнейший ход?

— Я чувствую, что ещё не раз пожалею, что связался с этой дамочкой. Ох, не к добру это мисс! Прямо сердце подсказывает там, изнутри, сжимаясь до двадцати четырёх французских граммов!

— Удивляюсь я вам в который раз: оказывается, вы знаете приблизительный вес души.

— Я ведь тоже учился в заведении, подобном вашему. — Парировал тот.

Они немного умолкли, не обронив ни слова за минуту, показавшуюся вечностью, особенно в этой тишине, темноте и пустоте. Покой и умиротворение царили те доли и промежутки.

— Вы довольны? Я помогла вам не ударить в грязь лицом.

— Каким образом?

— Сегодня вы были не одни. Стало быть, я тоже смею просить о помощи при случае?

— В любой момент, сударыня; только скажите.

— Ловлю на слове.

— А разве я за всё время нашего знакомства хоть раз позволил себе обнадёжить вас? Не считая того происшествия…

— Мило и трогательно. — Отшутилась мисс, смиренно улыбаясь. — Уже поздно. Да хранит вас сегодня ночью ваш небесный наставник!

Не успела она вымолвить это, как куда-то пропала – определённо, эта часть корабля вечно имела проблемы с освещением.

Покой. Ночь. Звёзды тускло пульсировали там, на многие тысячи миль отсюда. Волны шумели, ударяясь о ватерлинию, и не только. Вздохнув, усталый и немного вялый парень также пошёл стезёй ночлега.

Войдя внутрь, Дэннис поднял с пола листок бумаги – видимо, кто-то просунул его под дверь. Сняв верхнюю одежду, он присел, чтобы прочесть послание.

Записка же была примерно такого содержания:

«С незапамятных времён ведётся традиция предсмертных конвертов. Белый самим своим цветом символически описывает добрые прижизненные дела и поступки; в то же время чёрный констатирует грехи души и невозможность наследования рая. Сие поздравление, прочтя, передай другому».

— Что за шуточки?! — Взорвался и без того валившийся с ног усталый парень, со всей силы зарядив анонимку с незнакомым почерком в самую гущу тлеющих дров в камине. — Поздравление?! Дурацкое поздравление.

Всё же выяснять да разбираться на ночь глядя было бы несколько странно и глупо, поэтому совсем уж под конец недвижимый мистер Дэниэлс обессиленно рухнул на диван, свалившись в глубоком забытьи – чувствовалось, что силы покидали его не случайно, уходя, прямо убегая к энергетическому вампиру по имени миссис Лус, питавшейся ими, как пищей и они, иссякая в мышцах и сухожилиях одного, регулярно восполняли телесную массу и умственную деятельность другого.

Войдя в пролив Мушуар, отделяющий острова Тёркс на севере и небольшие атоллы к югу, яхта доплыла к естественному разделу территориальным вод США и испанских колоний – теперь к северу были Багамы, а к югу – Большие Антильские острова.

Команда встала перед выбором, куда плыть: пассажиры хотели поглотиться экзотикой. Капитан предложил туристам такие заманчивые варианты, как материковый американский полуостров Флорида; острова Куба, Гаити и Ямайка; побережье Никарагуа; озеро Маракайбо; и, наконец, все остановились на самом интересном моменте – на вид совсем уж невзрачном архипелаге Кайман – к тому же он был под эгидой британской короны.

Итак, предложение устроило всех, и яхта, миновав Наветренный пролив, отделяющий острова Куба и Гаити, на всех парах устремилась к Каймановым островам на севере Карибов – помчавшись, корабль взял курс на 19019´40´´ северной широты и 81008´01´´ западной долготы относительно Гринвича и экватора.

— Скоро будем прощаться. Может, ещё свидимся. — Сказал однажды капитан мистеру Дэниэлсу и мисс Аллес.

— Вы не сойдёте на берег? Думала, вы – с нами. — Огорчилась Регина.

— Многие ведь после той прогулки мигрируют в Соединённые Штаты Америки; навсегда. Не знаю, как вы двое, а я решительно возвращаюсь. Вас заберёт другое судно.

— Жаль. — Мрачно протянул Дэннис. — Вряд ли в штатах лучше.

Наступила угрюмая пауза.

— Слышал я, рабство здесь было отменено ещё лет за двадцать до Гражданской войны между Севером и Югом? — Спросил Дэннис.

— Совершенно верно; в 1835-ом. — Хрипло пробасил тому в ответ командир яхты. Но предупреждаю: недобрая молва ходит об этих островах.

— Даже так?

— Вряд ли я бы смог переубедить всех, будь у меня авторитета ну вот ещё на столько. Большинству это место приглянулось; никто и слушать не стал про минусы.

— Например? — Теперь уже и девушка была заинтригована.

— Каймановы острова славятся пиратским разбоем да кораблекрушениями. Только за эти полвека – около десяти посудин.

— Они населены?

— Официально – нет. В здешних местах я бываю нечасто, но кое-что знаю.

— Мы все во внимании, сэр, и слушать будем беспрестанно.

— Здесь тепло, 18-20 градусов. Только вот безжизненны они все, как один. Тут проживают лишь всякие отчаянные Робинзоны Крузо да промышляют испанские пираты, будь они неладны. Кусок земли небольшой, а всё ж много из-за него споров. Архипелаг относится к Ямайке, а та, в свою очередь – к нам. Вот, в принципе, и всё.

— Теперь всё более-менее понятно. Вырисовывается не очень удачная картина.

— Будьте осторожны. — Ещё раз прогудел капитан. — Ходят слухи, что на одном из островов обитают остатки самого северного и некогда могущественного племени карибов – с восточного острова ещё никто не возвращался. Вообще, не нравится мне это местечко; хотя мне ли капитану чего-то пугаться? За свою жизнь я видел всякое, но вся эта часть Атлантики проклята; вся, подразумевая Мексиканский залив, Карибское и Саргассово моря. Коренное население вымерло, ушло; но после себя оно оставило некое древнее заклятье, которое ещё никого не пощадило. Взять хотя бы, к примеру, Бермуды…

— Будет вам уже! — Затопала от негодования и нетерпения раскрасневшаяся от россказней капитана мисс Аллес. — Сожалею, что вы – не с нами.

— Только до Джорджтауна. Встану там на якорь и основательно заправлюсь на обратный путь – его огни уже близко. Дальше – сами. Возьмите проводника и следуйте его указаниям.

Через несколько часов "Space Both” пришвартовался у крупнейшего из островов, Большого Каймана…

*06* «Другой мир»

Каймановы острова, состоящие из острова Большой Кайман, острова Малый Кайман и острова Кайман-Барк сразу же, с самого начала встретили пассажиров судна крайне неприветливо.

Всё здесь было странно: именно в районе Каймановых островов посреди привычной карибской жары проходило необычно мощное холодное течение.

Только эта часть региона состояла из областей древнейшей складчатости в противовес новым горообразованиям в Коста-Рике, Панаме, Андах и всех Антильских островах, даже на соседней Ямайке. Этот кусочек подобия литосферной плиты был даже древнее платформ на Юкатане и Флориде; словно первозданная земля, ибо всё остальное вокруг неё образовалось гораздо позже.

Только рядом с Кайманами пролегала колоссальная глубоководная впадина – одноимённый жёлоб глубиной в 7090 метров (единственный в Карибском море), далеко не являющаяся связующим мостом, но зияющей пропастью, разломом. Вместе с тем этот участок суши был сравнительно тихим тектонически, ибо кругом были сейсмологические эпицентры землетрясений и извержений вулканов.

Примечательным было и то, что архипелаг в большинстве случаев не указывался на географических картах, в особенности мелкомасштабных – те же Бермуды или Малые Антильские острова и то были крупнее по площади.

Даже название островов не оправдывало доверия и надежд: здесь не водились кайманы. Просто невежественные люди приняли ящериц игуан именно за них, мелких крокодильчиков.

Первый и наибольший остров, Большой Кайман внешне походил на ползающего червяка. Именно там яхта и остановилась, еле зайдя в лагуну Норт-Саунд, опасаясь наскочить на рифы и высадив всех в административном центре, поселении Джорджтаун. Только вот назван он был не в честь святого Георгия, а по имени британского короля Георга III за кое-какие заслуг островитян. Флора острова была представлена высокотравными саваннами, сезонно-влажными лесами и редколесьями на красных ферралитных почвах – земля была богата железом, окислами проступающего наружу, на поверхность. Из фауны же водились своеобразные эндемики этих мест – коралловые рыбки и черепахи; Каймановы острова были их ареалом. Также имелся промысел ракообразных и моллюсков. Люди здесь в основном занимались рыболовством либо возделывали сахарный тростник, отправляя всё это на экспорт.

К востоку от Большого Каймана располагался богатый фосфатами Кайман Малый, а ещё восточнее находился остров Кайман-Брак, целиком состоящий из известнякового плато.

Вдоволь загрузив в трюм угля, корабль отплыл в Туманный Альбион. И только сейчас Дэннис и Регина ощутили нехватку присутствия капитана, как если бы у них закончился кислород, и нечем стало дышать. Теперь их окружало то аморальное, несносное в своём вандализме и вульгаризме общество, полное коварных задумок для своего живота. О благородстве теперь пришлось забыть.

Ступив на рифовое побережье большего из островов и продираясь сквозь мангровые заросли, путники постепенно будили потаённое, потревоженное оно, внедряясь вглубь, в сторону болот – это был уже совершенно другой мир, так не похожий на привычный вид родины.

*07* «Пустое ничто»

Выйдя к не заросшей кустарниками площади, туристы направились в похожее на гостиницу здание. Там их уже ждал представитель муниципалитета.

— Думаю, губернатору Ямайки не обязательно докладывать о вашем прибытии. Нас уже известили, и этого вполне достаточно. Власти целиком и полностью отвечают за вас и желают наилучшего отдыха. Как только что-либо понадобится – пришлите за мной или моим заместителем. За разъяснением дело не станет. А сейчас я подыщу вам компетентного гида.

Пока путники с силой и жадностью вдыхали запах суши после однообразного и поднадоевшего моря, разминая конечности, словно разучились ходить, органы местного самоуправления выделили им человека, которого обещали.

— Он проведёт вас куда угодно. Держитесь за ним, и всё будет в совершенном порядке.

Проводник был среднего роста загорелым метисом. Когда все его обступили, он начал рассказывать об истории открытия этих островов Колумбом почти четыре века назад.

А туристы были, словно стадо диких зверей. Слишком многие приплыли сюда, чтобы моментально и сказочно разбогатеть. Многие из них думали, что будут в прямом смысле натыкаться на золото, как конкистадоры лет триста назад. Грязные, циничные, скользкие они были ужасны до безумия. Те же, кто и так всё имел в этой жизни, были здесь для того, чтобы преумножить и без того тугой кошелёк.

Вели они себя очень некрасиво, гнусно и развязно, лапая всё вокруг и топча девственную растительность, нетронутую доселе животным по имени человек. И не было среди них лидера – каждый старался для себя, уничижая мнение другого. Всё это было как болезнь, как лихорадка, судорожная и конвульсивная агония – жалкие людишки вели себя так, словно не успеют нахапать добра, словно последний день живут на этом белом свете.

Табак стряхивался на землю, бутылки валялись неприкаянными. Всё это чрезмерно наплевательское отношение сигнализировало об одном – большинство из собравшихся были не путешественниками а, скорее, нещадными браконьерами, уничтожая всё вокруг себя, словно их цель была не мирные исследования и/или благоразумный отдых, а порча всего самого доброго, светлого и ценного. Мистер Дэниэлс с отвращением сплюнул про себя – ему было противно находиться рядом с такими вот оболтусами.

Мнения разделились: кто-то предпочёл бы пикник на природе, а вот учёных-спелеологов больше привлекали пещеры – это были, пожалуй, одни из немногих, кто думал иначе, а не как все.

— Замечательно! — Подхватил идею проводник. — На острове Кайман-Брак пещер, о которых вы говорите, немало. Предлагаю на лодках переплыть небольшое расстояние – это займёт немного времени, но во имя науки, да и просто ради прогулки стоит затеять сие.

Лодки валялись по всему побережью, но гид взял с собой мужчин покрепче, и они притащили пару-тройку каноэ из его усадьбы.

— Я ведь на это и живу. Мой хлеб. — Сам перед собой начал оправдываться он. — А теперь – в путь, за дело.

— Можно было бы и ещё немножечко побродить по Большому Кайману. — Ни к кому не обращаясь, выговорила мисс Аллес. — А затем переключиться и на Малый.

— Нужно выяснить, у кого ещё был белый конверт. — Тихонечко шепнул ей Дэннис, идущий рядом.

— Это ещё зачем? Для чего вам это вдруг понадобилось? — Удивилась Регина.

— Это я так; как бы, между прочим. Просто третьего раза не будет.

— Вы говорите загадками, милорд.

— Сдаётся мне, что чёрные и белые конверты – дело рук той леди.

— Нехорошо наговаривать на человека, не имея ни малейшего доказательства, ни на вот чуточку.

— Нехорошо? Нехорошо подсовывать подобного рода вещи под дверь, особенно когда собираешься делать вечерний моцион перед сном.

— Хоть какая-то зацепка у вас есть?

— К великому моему сожалению – нет; даже почерк не её.

— Ну вот!

— Для шарлатанов это сущий пустяк.

— Да ну вас, в самом деле! Ой, она к нам приближается…

Дэннис обернулся.

— Держитесь ко мне поближе. — Льстиво поздоровавшись, сказала миссис Лус. — Будет не так уныло.

Пересев на лодки, группа приезжих поплыла к острову Кайман-Брак. Мужчины гребли вёслами, а женщины занимались своим обычным делом – делились светскими сплетнями.

Как только путешественники достигли острова, то сразу же сделали привал у подножия кокосовой пальмы – она была тут одна, ибо дальше – один известняк.

Отдохнув и пройдясь немного вглубь острова, путники заметили невдалеке какие-то хижины, из которых струились вверх сизые языки дыма.

Люди сбились в кучу и с любопытством начали тыкать туда пальцем. Проводник побледнел и заметно занервничал.

— Это не входило в мои планы. Остров слишком мал, чтобы там могли жить люди. Насколько я знаю, обитаем только Большой Кайман. Сколько раз я водил сюда таких же, как вы, но никогда не встречал ничего подобного! Что за чертовщина?!

— Их следует бояться, пугаться, остерегаться, сторониться? — Недовольно загалдели все.

— Я ведь не знаю, что у них на уме. Оставайтесь здесь, я спущусь с этого холма к ним в низину и выясню, с миром они, или же нет. На всякий случай пусть мужчины не робеют и взведут курки. — С этими словами гид сделал строгую физиономию, посильнее надел на лоб шляпу и направился к незваным гостям.

Ждали туристы недолго – вскоре показался проводник и помахал им рукой, жестом приглашая к себе. Так они попали к карибам.

Землянок было немного, а индейцы, будучи смуглее своих родичей из средней полосы континентальной Америки, оказались совершенно безобидными. Все они носили шкуры из пумы, а на головах отсутствовали характерные перья кондора.

— С чем пожаловал к нам бледнолицый брат? — Спросил один из них – видимо, вождь. Странное дело: в его речи отсутствовал акцент!

— Я вёл их с Большого Иэяху. Хотят пребыть в восторге от этих мест, насладившись их красотой.

— Тогда добро пожаловать в землю карибов.Хинноми лаэр, астнэ, содрох эйхья! Мой народ всегда рад таким людям. — Вождь не был чудовищем, в отличие от его гостей.

— Что-то не похож их говор на традиционный индейский; нетипичный. — Перешепнулись между собой не самые лучшие из людей.

К всеобщему шоку, вождь оказался остроухим:

— Мы и есть те самые карибы; последнее, оставшееся в живых племя. Но не родните нас с апачами, дакотами или сиу; или народами, что живут к югу от нашего моря. Это мы – младшая ветвь без вести пропавших атлантов. Мы те самые, что научили египтян цивилизации. Когда-то наш народ был самым могущественным в мире, пока не пришли колонизаторы сто или двести лет назад.

Все потупили взор, как грешники перед пророком.

— Мы. — Продолжил свой печальный рассказ индеец. — Можем услышать топот лошадей за два дня пути отсюда. Наше зрение умеет многое, как андский царь гор и небес. Это благодаря нам выстроены пирамиды – с закрытой вершиной в Африке и с открытым конусом в Америке. Однажды мы были повсюду – от карибов остались балбалы на острове Пасхи и Стоунхендж, как вы его называете, на одном из северных заокеанских островов.

— Нам очень жаль. — Понуро вымолвила мисс Аллес.

— Я никого ни в чём не обвиняю. Что было – сгинуло.

После этого вождь добавил:

— Тайн сокрыто здесь немало. — Указал он на свою загорелую грудь. — При удобном случае, хорошем ужине и тёплыми вечерами я поведаю вам всем ещё что-нибудь, обязательно. Это мой долг. А сейчас вас разберут по палаткам – чувствуйте себя уютно и комфортно.

Когда туристы уже укладывались спать, любуясь пейзажем безоблачного звёздного неба, с которого часа два назад сошло солнце, вождь подошёл к ним вновь.

— Завтра с утра у нас, карибов большой праздник, День Сатурна. Приглашаю всех на пир.

— День Сатурна? — Переспросил Дэннис, достав из кармана пиджака записную тетрадь.

— Сатурн? Проклятая планета; зловещая, коварная. — Прошипела миссис Лус так, чтобы её никто не услышал.

— Всё узнаете завтра. Невозможно познать всё за одни сутки. Бодрствованию всегда предшествует сон. — Поучительно заявил вождь и сделал вид, что возвращается в свой шатёр.

— Египетская сила! Он держится, точно слуга, а не вождь. — Высказался кто-то из журналистов.

Очевидно, все позабыли об остром слухе индейца.

— Раз я – первый среди своих, то и тут должен быть первым, оказывая гостеприимство настолько, насколько ещё возможно. — Сурово провозгласил он, коснувшись хама уничтожающим взглядом, и ушёл.

— Ты бы и за это спасибо сказал, невежа. — Взбешено сверкнув глазами, не сдержался мистер Дэниэлс и грубо толкнул журналиста в бок. — Тебе может ещё персональный приём оказать? Надо же, какая честь! И так пришли на всё готовенькое. Как не стыдно…

У журналиста более не возникало вопросов и нелепых фраз.

Засыпая, Дэннис молодыми глазами обратил внимание на Сатурн – тусклый диск на самом деле был не очень приветлив. Тяжело вздохнув, молодой человек провалился в спасительный сон, уносящий его подальше от всего этого беспредела. Спрашивается, зачем он вообще покупал билет…

*08* «День Сатурна»

Карибы и впрямь были более чем цивилизованны: никаких кровопролитий и жертвоприношений не планировалось. Не было также ни плясок, ни прочих странных вещей. Единственное, зов к мероприятию огласился глухим по тембру звуком, исходящим из инструмента наподобие гонга.

Туристы столпились на холме и с интересом наблюдали за происходящим.

В долине начали воскурять и распылять какое-то едкое вещество, по своим свойствам приближающимся к слабым аллергенным наркотикам. Даже отсюда, за метров шестьдесят, нос с непривычки к данному запаху чесался так, словно ему что-либо мешало. Карибов же этот фактор не смущал вовсе – по всей видимости, индейцы от рождения имели иммунную устойчивость от побочных эффектов универсального средства для задымления и парообразования.

Ничего особенного в этом представлении не было, разве что в дымовой завесе все как один, даже женщины и дети начали исступлённо поклоняться Сатурну, изображение которого покоилось на соседнем холме. Они воздевали к небу руки, а женщины начали царапать себя и калечить, нанося увечья. При виде этого мисс Аллес отвернулась, уткнувшись лицом в плечо мистеру Дэниэлсу, который держал её за руку. Все остальные были слегка обескуражены происходящим, и только миссис Лус казалось, источала из себя позитив.

Между тем дым из матового приобретал всё более тёмный оттенок. Вождь же снял обувь и, взяв факел, устремился к холму, где среди каменных плит была дощечка с какой-то невиданной доселе клинописью. Журналисты защёлкали было своими фотоаппаратами, но проводник немедленно цыкнул на них. Те же были заинтригованы, но недовольны – ещё бы, близко подходить было нельзя.

Подойдя к вершине холма, вождь зажёг дощечку. Все начали бормотать что-то, начав с полушёпота и завершив нечленораздельным ором. К этому моменту дым в низине стал совсем уж чёрным и окончательно скрыл от любопытных глаз наблюдателей толпу индейцев в количестве, равном от ста до ста двадцати голов.

Огонь на высоте поел всё – траву, камни, но к дереву не прикоснулся. Тогда вождь стёр надпись на ней и быстро набросал новую, и доска моментально истлела после того, как тот резко и предварительно от неё отодвинулся. После этого вождь ещё раз поклонился тому месту и спустился вниз.

Через минуть десять дым рассеялся, и путники смогли различить индейцев, недвижимо лежащих на земле, словно их поразила молния.

— Они мертвы? — Похолодела Регина – кровь стыла в её жилах.

— Не думаю, мисс. — Ответил ей гид, который сам был в шоке и замешательстве. — Не самый грандиозный, живописный и эффектный обряд но, тем не менее, в этом все карибы. Сие вижу впервые, но наслышан о сём и начитан.

— Уже за общим приёмом пищи вождь разъяснил всё то, что происходило утром:

— Мы сегодня проводили своего рода обновление; оно совершается ежегодно, и вы попали как раз в этот период. Сатурн для нас – злой дух и в то же время главный из наших богов, которому мы все поклоняемся с упоением. Нашей задачей было задобрить его в начале дня, и мы это сделали. Теперь гроз будет меньше.

— Выходит, планета Сатурн у вас ассоциируется с грозами? — Изумился Дэннис.

— Не только. Со всеми бедами и катаклизмами.

— Странно…. — Буркнул себе парень; теперь это слово стало его неотъемлемой визитной карточкой, как самое любимое и повторяемое.

— Отчего же? — Все потихоньку начали привыкать, что карибы слышат всё.

— У нас, европейцев Сатурн также приравнивается к источнику вреда; причисляется ко всему недоброму, злому.

— Вот видите, мой друг. — Улыбнулся тому вождь. — Задумайтесь, потому что первопричины, первоосновы всех знаний переняты вашими предками от нас.

— Как это?

— Вот так; обыкновенно. Я говорил уже однажды, что наше племя – последнее из древнего рода атлантов, которые передали все свои навыки австралоидам, негроидам, монголоидам и вам, европеоидам.

— Атлантов? Гм. — У одного из учёных проснулся научный аппетит.

— На нашем наречии это звучит, как «атэлантэ» – несущий знание.

— Ну, надо же, вот здорово! — Обрадованно заявил кто-то. — Теперь по приезду в обсерваторию расскажу о Сатурне и вдобавок выдвину собственную теорию про первейшую цивилизацию – полемики только прибавится, ибо у каждого своя гипотеза. Кто-то считает египтян первопроходцами всего, кто-то – шумеров, а некоторые и вовсе заявляют о том, что среди homo sapiens были некто, владеющие всем. Значит, судя по всему, золотой век достался атлантам; как жаль...

— У нас тоже есть теории; то, во что мы искренне верим.

— Какие, например? — С живостью поинтересовался один из археологов.

— Мы считаем, что человек имеет десять душ, и каждая из них соответствует определённой планете. Так, прожив, допустим, целую жизнь на Плутоне, человек может прожить следующую уже на Нептуне – при том условии, что он ту свою предыдущую жизнь прожил примерно. И чем ближе он к Солнцу, тем выше разряд его начала, тем светлее и лучше его душа, тем больше опыта и сил.

— Плутон? Нептун? — Учёные призадумались. — С давних пор человечество знало семь небесных тел в порядке убывания: Солнце, Меркурий, Венеру, Землю, Марс, Юпитер, Сатурн. Недавно мы открыли восьмое, Уран. О каком Нептуне и/или Плутоне речь?

— Если доныне они вам не известны, то вы откроете их позже, друзья. — Усмехнулся вождь, пожав плечами.

— Невероятно! Эта теория сближает ваше мировоззрение с индийской философией – в частности, с реинкарнацией.

— Вы хотели сказать – с нашими мыслями, понятыми древними арийцами именно так?

Учёные не нашлись, что на это ответить и возразить.

— Открою даже больше: на Плутоне душа человека подобна душе низшего представителя фауны; на Нептуне она более совершенна. На Уране возникают первые рефлексы, на Сатурне душа обретает инстинкты – преимущественно, низменные. На Юпитере у неё пробуждаются зачатки интеллектуальности, на Марсе душа становится сильной в физической оболочке. На Земле мы видим её такую, какая она есть, со всеми её плюсами и минусами. На Венере душа теснее сближается с божественным, на Меркурии она уже как полубог или бог. Поэтому мы, народы западного полушария так рьяно молимся Солнцу круглый год, поскольку конечная фаза там. Эта звезда завершает цикл из десяти чисел сменяющих друг друга форм душ.

— Не хотите ли вы добавить также, что этот ваш цикл не взаимообратен? Разве душа в конечном итоге не начнёт с Плутона заново, когда проживёт жизнь на Солнце, своей так называемой последней стадии. Если исходить из ваших же слов…

— Увы, совершенно верно. Из Солнца она уже не возвращается никогда, ибо это – рай. Попадая туда, душа обретает вечный покой, хотя полёт её мыслей возможен куда угодно. Допустим, вы усердно молитесь, взываете к ней и душа, услышав тотчас же поможет.

— То есть, мы все почти что в двух шагах от цели, находясь на третьей планете от Солнца?

— Да, и такова первая наша теория – теория преемственности. Только шансов у нас больше: не забывайте, что душа после смерти человека смещается с планеты на планету лишь в случае жития, близкого к идеальному. Иными словами, человек должен быть святым.

— Но если на Сатурне он превращается в монстроподобное чудовище, наделённое самыми отвратными качествами, как он достигнет святости и перешагнёт на следующий уровень?

— Относительно Сатурна он должен быть первым среди многих, и так далее.

— Если вы считаете свой народ более просветлённым, отчего же миром правите не вы, карибы? — Задал достаточно каверзный и деликатный вопрос один из учёных.

— Если вы хотели обидеть – вам это удалось. — Было видно, что вождь разозлён не на шутку.

Во время неловкого молчания все переглядывались друг с другом, а к главе племени подошли до зубов вооружённые мужчины, готовые в любой момент заткнуть навсегда рот нахалу. Всё же учёный извинился, повинуясь кругу своих единомышленников, в бешенстве грозящих ему трёпкой. Всё же сторонам удалось найти выход из сложившейся ситуации, но по всему было видно, что у индейского вождя нет более настроения беседовать на сокровенные темы; путники кое-как выпросили минутку.

— А как же вторая теория? — Любознательности мисс Аллес не было предела и границ.

— Вторая? Это теория обратимости бытия – после смерти уготовано прямо противоположное тому, что было при жизни. Вам, юная леди, не надо, думаю, популярно разжёвывать по полочкам, что означают сии слова. — Ответил вождь и направился к себе в шатёр.

— Я так ничего и не понял. — Признался молодой человек Регине, когда все начали расходиться кто куда, рассматривая поблизости всякие достопримечательности острова.

— Я тоже. — Шепнула ему в ответ та. — Это что-то вроде «если в жизни был святой – ждёт тебя ад злой»; абсурд…

— Вот-вот; противоречат сами себе с мелочей, с изначальных основ. Ладно, оставим их – это дела жителей этой местности.

Приплывшим из севера и запада Европы людям было не привыкать к перепадам температур и общей гадкости климата, поэтому никто из туристов не заметил некоторых перемен в погоде, произошедших в День Сатурна – общее похолодание, порывы ветра до пятнадцати-двадцати метров в секунду, град; пасмурно-хмурое неприветливое небо, точь-в-точь как при огибании Атлантики. Всё это было весьма нехарактерно для Каймановых островов.

*09* «Они несут смерть»

В лунном календаре карибов было лишь двадцать два лунных дня. Сама Луна у них почиталась за супругу Сатурна – такая же ледяная, холодная, безмолвная, беспощадная, кровожадная и влиятельная; эпитетами её индейцы награждали изрядно. При этом, однако, десятиуровневый цикл первой теории не включал в себя Луну – карибы прекрасно понимали различие между планетами и их спутниками.

Вот и сегодня мистер Дэниэлс был сам не свой – похоже, сегодня был неофициальный День Луны или одной из её фаз: всё такое же пронизывающе-серое; приливная энергетика давала о себе знать.

К вечно о чём-то размышляющему Дэннису приблизился вождь и присел на край каменистой россыпи.

— Я знаю, зачем вы здесь…. Вам ведь золото нужно, верно? И не только.

Молодой человек с отчаянием взглянул на говорившего, зажав уши ладонями.

— Я не знаю, с какой целью здесь другие, но лично я тут для того, чтобы усовершенствовать найденный мной смысл жизни, уж будьте уверены. Я знаю, как коренное население отзывается о пришлых людях вроде нас, но поверьте на слово честному человеку: я на острове не для развлечений и баловства, и меня материальные вещи не беспокоят, отнюдь. — В растерянности, несобранности своей выпалил он.

— Я вижу, какой вы и снаружи, и изнутри. Вижу и то, что будет ещё через полвека и далее. Обобщил, поскольку вы соотносить с теми, с кем непосредственно находитесь – вы ведь единое целое; хотел сказать, чужие нам проходимцы. Эн нэстэ хаад лэстэ.

— Но…

— Я ещё не закончил. — Подавил парня вождь. — Независимо от того, какие у кого-то из вас всех намерения, вы все – здесь. Хорошо, я проведу, я покажу то, что так желаемо многими. Но за последствия я не ручаюсь.

— В каком смысле?

— Каждому – по делам его, и чистосердечного не накроет скобой навеки. Всё воздаваемо в этой жизни. Всё, что представится вашему взору – пройдёт; но всё, что увидите – терпите, терпите, терпите. — Подмигнув, предостерёг Дэнниса вождь и отошёл с превеликой грустиею.

Толком ничего не поняв из объяснений гуру, мистер Дэниэлс продолжил свои изыскания – он в это время точил перочинный нож.

Немного погодя к проводнику подоспел один из воинов и сообщил, что вождь имеет виды лицезреть всех до единого. Дослушав, гид собрал путешественников в группу и вместе с ними и воином приблизился к шатру вождя, дожидаясь аудиенции.

— Вы нас звали. — Сказал гид, когда вождь вышел к ним после принятия пищи.

— Я заметил, что среди вас немало тех, кого волнует нечто большее. Так что приглашаю на маленькую экскурсию в ту часть Кайман-Брак, как вы его называете, где не ступала доселе нога белого человека.

Естественно, все дико обрадовались – многим уже порядком опостылела индейская деревня и всё вокруг неё, поэтому особо упрашивать не пришлось.

Вождь призвал к тому, что идти в поход налегке не самая целесообразная идея – мало ли что возможно на пути длиной в семь миль, в центр и север острова.

Кайман-Брак был самым приподнятым по рельефу островом Кайманова архипелага, и его ландшафт был менее ровен и приятен, но более изрезан и пустынен.

Небольшое, казалось бы, расстояние пройти было нелегко – камни, известняк и ни единой проторённой тропы. Это было своего рода паломничество к святым местам, состоящее из туристов, проводника, вождя и пары людей из его личной охраны; только вот насчёт святых мест стоило бы придержаться.

Идя нога в ногу с вождём, молодой человек вдруг заметил, что гида рядом нет. Крутя шеей в разные стороны он, наконец, достал этим индейца.

— Теперь я ваш проводник. — Наморщил лоб кариб.

— А он?

— Он вам больше не понадобится.

— Вы убили его, так?

— Тот, за кого ты так переживаешь и трясёшься, не находя себе места, изъёрзавшись вконец, уже давным-давно дома, на острове Большой Кайман; рыбу ловит или газету читает – он ведь выполнил свою основную миссию, а туда, куда веду вас я, он дороги не знает и вывести обратно не сможет.

Парень и вождь посмотрели друг на друга и продолжили переход.

Некоторые шли молча. Кто-то пел песню, кто-то что-то обсуждал. Одним из «некоторых» был и мистер Дэниэлс, который продолжал хранить молчание весть остаток шествия колоннады.

Завидев окружённое с трёх сторон стеной известняка поле, поросшее подобием вереска, вождь дал знак на привал. После он сказал:

— Действуйте. Тут много чего стоящего, заслуживающего внимания.

И действительно, карибы привели путников к манящему месту, земному раю.

Геологи исследовали почву, археологи проверяли её на наличие находок. Нищая рвань копала голыми руками землю в поисках сундуков с деньгами, а богачи смотрели на них и хохотали, отпуская самые острые, самые злобные замечания и комментарии. Орден люциферианцев уже в уме примерял на себе пока ещё не найденные амулеты; будущие вудуисты и виккане делали то же самое. Мисс Аллес наблюдала за флорой и фауной, срисовывая и записывая в свою тетрадь. Мистер Дэниэлс с упоением бродил по полю; да и миссис Лус не теряла времени зря, пристально изучая действия каждого из людей. И всюду сновали, вынюхивая, журналисты, щёлкая фотоаппаратами во множестве своём великом.

Удивляться было чему – тип почвы не соответствовал ни одному из известных согласно составленной в Париже классификации. Грунтовые воды прямо на глазах заживляли ранки. Воздух был чище горного.

— Есть ещё кое-что. — Заявил, двигая скулами вождь, подводя своих спутников к какой-то расселине в скале.

— Что это?

— Эта пещера – вход в царство мёртвых. Чужеземец может открыть её лишь раз, зато там, внутри – искомое, желаемое.

Но не остановило это людей, особенно спелеологов, для которых пещера – что свет в окне.

— А как эта пещера открывается?

— Проще, чем вы думаете. Есть кто желающий?

Желающих нарушить неприкосновенное, однако не было.

— Давайте я. — Нашлась миссис Лус. — Что нужно делать?

— Нужно приложить к запирающему камню ладонь и с силой в своём сердце захотеть его отодвинуть.

Мария вышла из толпы зевак и подошла к «двери с засовом», обросшей подобием змеевидных лиан, и очень дурно пахнущих. В этот момент у неё кое-что выпало.

— Это конверт! Белый конверт! Мои подозрения оправда….

Дэннис не успел договорить, ибо мисс Аллес закрыла ему рот своей ладонью.

— Вам бы в руки ещё горн! Не привлекайте к себе внимания, милорд, я и так всё поняла. Будем надеяться, что она не расслышала ваш сущий бред…

Дверь под давлением с пренеприятным скрипом поддалась, отворилась и все, кроме карибов, гурьбой устремились вниз, по узкому тоннельному коридорчику, наполненному сыростью увлекаемые своей безрассудной алчностью. Бегом, быстрее, скорее к манне небесной…

Неожиданно дверь захлопнулась навсегда, громко и символически. И карибы её специально не запирали – на самом деле их на острове в телесной форме не существовало никогда, поскольку все они были лишь духи во временной физической оболочке. Но не заметили всего этого те люди, лишённые концентрации внимания, потраченной лишь на поиск драгоценного.

Спустившись глубоко вниз, путешественники попали туда, куда там мечтали попасть: сокровищница ждала их; манящая, притягательная.

На полу бездны во мраке ваялись тысячи ожерелий, бус, браслетов и серёжек. Повсюду – крупицы злата-серебра. Везде сундуки с бриллиантами, кораллами и прочими драгоценными камнями да сокровищами. У стен среди факелов высились статуэтки, маскоты, мумии с пустыми головами и сухими мозгами. Алмазы, огранённые и не огранённые, были как камни среди множества платиновых песчинок. Кругом – слитки железа, меди, титана и рения; кубки с кристаллами, мифрилом, криптоном и тантрилом. Имелись блюдца из фарфора, глиняная посуда, всякие разные цепочки и женские украшения. Очень много всего было, и жалкие людишки прельстились этим; порочные, смертные.

Они ползали на корточках, как дщери на своём брюхе, жадно засовывая по карманам всё, что туда влезало. Богатые, бедные, средние – все без разбора пытались загрести как можно больше бесполезного хлама и добра, и мания их людская начала сменяться натуральной агрессией. И не было среди них единства, и затеяли потасовку, и друг стал хуже врага, и попраны были все лучшие человеческие качества. Исчезли напрочь честь, достоинство, доброта, мягкосердечие, теплота, любовь, радость, счастье – на смену им пришли гниль, мытарство и раздоры; потому что не принесло богатство материальное пользы богатству духовному.

— Я теперь сказочно богат! Никто более не будет помыкать надо мной, показывая пальцем и шушукаясь сплетней!

— Я построю дом круче и дороже, чем у моего соседа! Я вижу свою прелесть! Я так долго ждал этого возвышения! Наконец-то я сорвал оковы той поганой нищеты!

— Теперь я – властелин этого мира, и отныне делаю то, что захочу! В моих руках теперь вся полнота власти!

И все эти сплошные «я» в великом эгоизме своём не стали «мы», и не повелевало людьми чувство насыщения; чем больше отбиралось – тем больше и хотелось ещё.

Превратив усыпальницу древних индейских правителей в скверну, люди обозлились пуще прежнего и дали волю рукоприкладству вновь, не останавливаясь ни перед чем. И пролилась из-за денег кровь, и не убоялись бессовестные возмездия за грех, и витала в воздухе едкая смерть.

Учёные под предлогом научных экспериментов забрали самое весомое, богачи для своего корыстолюбия – самое ценное, прочие – не менее важное. Сидели путешественники, еле переводя дух и подсчитывали награбленное ими добро.

Только мистер Дэниэлс не взял из склада ничего, лишь притрагиваясь к реликвиям, боясь разбить; и мисс Аллес глядела на весь этот кладезь так, словно он был нарисован – следовательно, ничего не возьмёшь. Был ещё некто, кто не дотронулся, не потревожил духов почём зря; но не потому что был преисполнен добродетелей – это существо преследовало иные, более глобальные темы, надеясь присовокупить абсолютно всё, что уже было разделено между собой другими, и лишь выжидало подходящий, удобный для себя момент.

Дэннис, видя перед собой картину морально-нравственного падения человечества, сокрушался в сердце своём и ужасался, ибо воззвав, вряд ли бы смог что-либо изменить. Для Регины сие видение было просто шоком, ибо по юности лет, ещё не окрепла к подобным, причём частым в истории, явлениям. А последняя ведьма в мире наблюдала за происходящим через призму своих расширенных от кромешной тьмы глаз так, как если бы такое было для неё не первым случаем в жизни.

Произошло вскоре то, что должно было произойти: снизошли на всех туристов ка – души умерших многие тысячи лет назад индейцев. Противно цепляясь, они страшно мучили каждого из них – тени хотели наружу; но и те, и другие были совершенно заперты провидением в этой чёрной глуши.

Когда на глазах у очевидцев вроде Дэниэлса и Аллес духи невидимо душили по одному из замученных до полусмерти европейцев, у них наворачивались слёзы. И не могли сделать ничего, безуспешно пытаясь отогнать, сдуть эти привидения, эти проклятые полтергейсты, издающие замогильно-протяжные стоны, наполненные болью, горечью и ненавистью, неспособностью освободиться от сковывающего их заклятья.

Демоны древности кружили и над Дэннисом с Региной, как бы давая понять, что всякий человек подвержен греху с рождения и до конца. Но кружа, не трогали, не лапали, не глумились, не рыскали вправо и влево, резко не проносились, мантией не задевали, страх не нагоняли.

Над всеми же остальными пребывало помрачнение, и чувствовали все прикосновения суицида; ни мёртвые, ни живые тени так и шептали им в уши: «суицид – избавление от всех проблем»…

Мисс Аллес мысленно обращалась к высшим силам, призывая сделать что-то или хотя бы подсказать, дать совет, как выкрутиться. Она уже чуть не плакала от безвыходности, горячим комочком прижавшись к мистеру Дэниэлсу, всегда поддерживающим её, как в её слух врезался чей-то вкрадчивый, тихий, спокойный и миролюбивый шёпот:

— Молись. Молись о спутниках твоих, ибо многие из них, некогда – живых были подлыми и алчными. Молись также и за тех, кого они разбудили в этом склепе: души этих индейцев – авторы кровавых жертвоприношений. И не будет среди них покоя, так что проси за всех ты одна.

— Почему – я? — Спросила было Регина, но сей глас умолк навсегда.

Тогда она обратилась к стоящему рядом молодому человеку.

— Мне нужна ваша помощь, милорд.

— Какая, мисс? Всё что угодно.

— Однажды я выручила вас. Мне бы не хотелось казаться корыстной, но не соблаговолите ли и вы сделать что-либо для меня?

— Да всё в порядке; а что собственно я могу для вас сделать?

— Не для меня. — Регина кивнула на страдающих людей, которых в живых с каждой минутой становилось всё меньше. — Для них, для нас, и для тех бестий, что волочатся под потолком. Созовите в своём сердце всё самое доброе, чистое и светлое; всё, что у вас есть…. И молите об упокоении, погребении навсегда.

— Хорошо, будь, по-вашему.

И соединившись в одинаковых помыслах, два сердца просили об одном. И сжалилось провидение, смилостивилось надо всеми, прекратив бесчинства сии навек.

Души были прощены. Тени успокоились навсегда, а смерть без мук стала большим избавленьем для туристов. Всё стихло.

Всё же преисполненная жалости девушка походила немного среди трупов, надеясь отыскать хоть одну живую душу; но нет – тела были бездыханны. Зеркальце не потело, пульса не было, и всё было крайне холодное, ледяное.

— Они все погибли. — Со слезами на глазах сообщила мисс Аллес.

— Что ж, да покоятся с миром. При жизни его не находили, и обнаружили посмертно.

— Ах…. — Регину зашатало, закачало, как мачту на палубе. И губы подрагивали, словно осиновый лист.

— Что с вами? С вами всё в порядке? — Подхватил её стан Дэннис.

— Всё плывёт и темнеет…. — Девушка потеряла сознание.

Долго не раздумывая, мистер Дэниэлс положил её к себе на плечо и потащился наверх.

Подниматься было намного тяжелее, да и дверь оказалась наглухо закрыта. И ни единого лучика света – факелы потухли.

Сделав передышку, парень снова взял было на руки девушку, но та к счастью очнулась.

— Что со мной? Где мы?

— Верно, у вас закружилась голова от спёртого воздуха в затхлом помещении. Полагаю, всё рассеется по прибытии наверх.

— Я думаю, что смогу идти сама…. Ай. — Ту снова подкосило.

— Давайте мне свою руку. Немного уже осталось.

— Я такая слабая и беззащитная, что самой стыдно! Простите меня, пожалуйста, я такая обуза…

— Не за что извинять. Зато вы очень сильны духом, и этого не отнять.

— Вы и это заметили? Право же, я поражена…. Вы можете оставить меня здесь, если хотите.

— Тут?! — Дэннис попытался рассмеяться, но закашлялся. — Вы действительно считаете, что я оставлю вас на произвол судьбы совершенно одну? Да вы бредите. Ничего, свежий воздух немедленно вернёт вас в чувство; исцелить мгновенно. Так что давайте, поторапливайтесь…

Вход был, по всей видимости, запланирован только как ход, но не как выход: как ни старался Дэниэлс выбраться, все попытки были тщетны.

Вдруг ни с того ни с сего в руках у каждого из них очутилось по старинной серебряной чаше – подарок за чистоту и светлость. Пара переглянулась между собой. Дверца раскрылась, пропустив их на волю, и захлопнувшись, более никогда не открывалась вновь, зарастя листвой так, что не заметит никто.

Выйдя на свет, девушка запрыгала от счастья и бросилась на шею молодому человеку.

— Теперь, похоже, искалеченным буду я. Полно вам, мисс; пойдёмте отсюда подальше…. Стоп!

Парень согнулся в три погибели и начал изучать травянистую растительность на земле.

— Ищете чьи-то следы? Карибов?

Тот резко выпрямился.

— Из европейцев последним заходил я.

Мисс Аллес смотрела на Дэнниса, как на новые ворота.

— Белый конверт оставался лежать. Леди не подняла его намеренно. Дорогая Регина: миссис Лус цела и невредима! Она вышла оттуда раньше нас.

— Подождите. — Призадумалась та. — Действительно, припоминаю: среди мертвецов миледи не было, так же как не было одного из учёных и того журналиста, с которым вы давеча не разделили мнение.

У обоих волосы встали дыбом. Держась за руки, они пошли прочь от того места…

*10* «Мания»

Тем временем Мария была уже в километре от зоны происшествия, взяв с собой столько краденого и ворованного, сколько представляется возможным унести.

— Ну же, пошевеливайтесь, ничтожные собаки! — Хлестала она кнутом двух оставшихся в живых туристов, тащивших за собой телегу с награбленным барахлом: она намеренно выбрала самых низко-подлых людей, в алчности своей ставших хуже животных.

— Всё, сударыня, привал! Невмочь более тяготиться непосильной ношей. Уважьте, умоляем…

— Слюнтяи, слизняки! — Гневно шипела на них подколодная змея. — Когда вы уподобились псам, вам хватило всё сложить в арбу. А ныне вы даже дотащиться до места назначения не можете.

«Теперь вы – в моей власти», рвала и метала карга, незаметно преображаясь визуально и кардинально.

Из сыплющейся, рассыпающейся миссис Преисподняя женщина вдруг обратилась в настолько красную девицу, что у грешников усталость как рукой сняло.

— Я – Арадия Стерх; графиня разума, герцогиня сердца и души. — От неё исходило некое сияние. — Никому не дано узреть меня настоящую и под истинным именем. Отныне я повелеваю всем на свете. Вы скоро умрёте, поэтому видите меня такой, какой я являюсь на самом деле, а не хилой подругой Бальзака.

— Но что вам от нас нужно? — Лица беглецов камнем застыли.

— Я дарую вам более лёгкую смерть; без мук и страданий. Но для этого я должна добиться того, ради чего проделала такой долгий и изнуряющий путь.

— Что мы должны делать?

— Я всё сделаю сама, ибо разум ваш недостоин высшей участи. Просто принесите то, что я прикажу, двуногие ослы.

— Приказывайте, о нетленная, непорочная…

По меркам карибов, приближался День Солнца. Арадия просчитала всё до мельчайших деталей: убрав ненужных свидетелей посредством своего колдовства в пещере, она теперь без особого труда могла совершить в День Солнца свой последний ритуал, а именно: провести обряд по заполучению эликсира вечности, который можно совершить только на этой широте и долготе, и нигде больше в мире.

Всё дело в том, что изначально Каймановы острова находились на перекрёстке экватора и главного меридиана – 00 широты, 00 долготы; идеальное место для воплощения в таинствах самых скрытых возможностей.

Арадия не учла одного: планета Земля не стоит на месте, и движение литосферных плит продолжалось. Так, Кайманы находились теперь на градусов двадцать севернее, а на нулевом меридиане в нынешнее время располагался Гринвич, её родной город. Но упрямая змея решительно противилась законам физики и поплыла-таки на острова.

Ради достижения долголетия и тайны знаний Арадии были необходимы символы, связующие звенья. Все их необходимо было воссоединить и получить желаемое, искомое.

Для этого понадобилась полузеркальная стена в виде огромного (3×1,5м) непрозрачного пластинчатого металлического щита, покрытого блестящим отливом багрово-вишнёвого слоя с какими-то древними скриптами квадратной формы, покрывающего всю площадь поверхности – её из мавзолея вынесли в первую очередь. Коварная Арадия планировала прочесть все эти манускрипты на стене в День Солнца при помощи самого Солнца. К щиту были заблаговременно привязаны останки одного из покойников – то был карибский вождь тысячелетней давности в качестве бесплатного приложения.

— Для дела необходимо ещё кое-что.

— И что же? — Перепугано спросил корреспондент.

— У тебя есть то, что нужно мне. — Зашелестела Арадия, сверкнув глазами, полными злобы и отвращения.

— У меня больше ничего нет; более не крал. Всё, что есть – перед вами, госпожа. — Взмолился тот.

— Не крал. — Заверила его очаровательная ведьма, несколько повеселев. — Но тебе от родителей достался один маленький сувенир – подарок от гостей из малоазийского Эфеса, который ты всюду носишь с собой. Я давно заметила его, и тебе он ни к чему. — Взгляд, исполненный гипнотических чар, скользнул по кисти руки провинившегося, прикрывающей нечто. — Вытащи, достань; более он тебе не пригодится, не понадобится. — Арадия стала повторяться во фразах.

Несчастный послушно сделал всё, как велела ведьма.

Это был нож весьма оригинальной отделки – коричневая рукоять из ясеня и короткий обоюдоострый клинок из дамасской стали.

«Теперь дождаться б первых лучей светила, первой из всех живущих встретить рассвет», проскрежетало зубами воплощение Дианы и притихло до восхода солнца.

Дэннису не спалось; он всё время ёрзал туловищем по траве. Регина растормошила его.

— Дурной сон? Это пройдёт. Укладывайтесь, ещё очень рано. — Девушка накрыла парня его пончо.

Но Дэниэлсу было не до сна: перед глазами стоял тот самый вождь карибов, с которым он и его ныне мёртвые спутники делили бытие почти неделю. Глава индейского племени призывал его к чему-то.

— Если не помешаешь ты – не помешает никто. Она отберёт вначале это, позже ей будет мало и этого. Найди, и да сгинет она в сумраке! Она жаждет слишком многого, и не ведает, что творит. Ей движет алчность, и она хочет заполучить над всеми власть. Одолей без боя. Это просто: уничтожь то, что она будет держать в своих руках. Неважно, как – главное, исполни. Благословляю…

Молодой человек подскочил, как ужаленный.

— Вставайте! Мы уходим. — Сказал он Регине и, схватив её за руку, повёл за собой.

— Куда мы направляемся? Вы спятили; на дворе – ночь!

— Вовремя б успеть…

Пока молодые люди мчались вдали, ночь подходила к своему логическому заключению. Но кое-кто не спал также, и у него уже всё было наготове.

Солнце в этой части света встаёт рано и ведьмины прихвостни, погрузив щит с привязанным к нему трупом на небольшую катапультообразную тележку без кузова, выкатили его на Поле Дьявола, или Поле Мёртвых – то самое, где среди карибов разгуливал чёрный дым в честь Дня Сатурна дня три назад.

— Пошустрее, вы, олухи царя небесного! — Скандировала Арадия, со вчерашнего дня став ещё краше с виду. — Если вы не управитесь до того, как взойдёт ближайшая ко мне звезда, я расчленю вас, четвертую и колесую – именно так вы поступали с нами в Средневековье!

В шестом часу горизонт стал малиновым. В исступлении ведьма выхватила древний заговорённый кинжал из ножен и со всей силы пырнула им в грудь убитого вождя древнейших времён, прекрасно сохранившегося из-за сравнительно низкой температуры старых пещер.

Кровь не пошла, но это было и не нужно – Солнце только всходило.

Как раз в это время мистер Дэниэлс и увлекаемая им мисс Аллес подползли на тот самый холм, с которого в своё время убедительно созерцали День Сатурна. Сейчас они притаились, видя всё как на ладони и стали ждать, тяжело дыша – бежать галопом через половину острова было не очень занятно.

Взойдя, кровавый диск отбросил ещё пока что не мощную тень на привязанный к щиту труп, словно глядя на него незримо и приветствуя. Приспешники канальи зафиксировали положение тела вождя так, чтобы самый первый лучик Солнца коснулся груди, придясь прямо по нанесённой ранее Арадией ему ране.

Из отверстия в груди покойника моментально хлынули литры крови, испачкав ведьме одежду. В ярости она выкрикнула:

— Поворачивайте! С силой вращайте телегу в разные стороны, стоя на одном месте.

Так они и сделали.

Всё было сделано относительно верно и правильно: большое тёмное тело ведь, как известно обычно притягивает, собирает, поглощает в себя любой свет, но никак не отражает, и оный солнечный не стал чем-то из рода вон выходящим исключением. Едва коснувшись лучами, Солнце устремилось на щит, что и естественно. А благодаря сильному вращению телеги со щитом и тупом на нём туда-сюда (в данном описываемом случае – вверх-вниз и влево-вправо) кровь наконец-то потекла, разливаясь не в какую-то определённую сторону, а по всему щиту; и там, где она попадала, чётче выступали таинственные знаки.

Вскоре, когда кровь залила весь щит, а ненужный труп скинули в овраг, обнажилась вся надпись. Арадия же, устранив учёного и журналиста тем же клинком, начала читать ту клинопись снизу вверх и справа налево.

Видно было, что давалось ей это с превеликим трудом – с течением времени многое изменилось в знаках, и ведьма начала биться в истерике, размахивая шеей в разные стороны, и её всклокоченные волосы касались сырой земли, обагрённой кровью.

Все эти эпилептические припадки, конвульсии, диссонансы, судорожная агония – это было очень страшно наблюдать со стороны, и мисс Аллес закрыла лицо руками.

А нужно было спешить, поторапливаться: до того, как Солнце, оторвавшись от горизонта, сменит цвет с оранжевого на жёлтый, надо было скорее довести до ума великое дело.

Когда Арадия дочитала надпись на древнем щите, неожиданно из Солнца снизошёл некто, сильно смахивающий на римского солдата цезарианской эпохи. Он протянул ведьме какой-то пахучий бутыль.

— Он – твой. Пользуйся на здоровье, Диана, и не забывай нас.

— Волшебный эликсир, и в нём – мудрость и жизнь! Теперь я вечна! Я прожила две, три, четыре тысячи лет и вот я – Арадия; та, что не умрёт никогда. И напишут обо мне книгу, и на изображение моё будут все молиться. А-ха-ха-ха, а-ха-ха-ха, а-ха-ха-ха-ха-ха-а-а!!!

Но недолго пребывала ведьма в радужном настроении – изловчившись, мистер Дэниэлс запустил со всей силы камень. Тот разбился в руках у Арадии и осколками рухнул вниз, на голую, покрытую уже запёкшейся кровью землю, а содержимое испарилось, как эфир. На мгновение запах ладана, запах божественного фимиама облетел все окрестности острова и погас где-то там, вдали за горизонтом. Арадия упала на колени перед Солнцем, так и не узнав, кто расстроил все её дерзновенные планы, даже обладая даром предвидения и прочей чёрной магией.

— Нет, нет, нет!!! Ты не отнимешь у меня всего! Если я сегодня не обновлю свой лик, я превращусь в прах! О-о-о…

Всё это время вызванный из темноты веков воин, тот, что протянул эликсир, стоял между небом и землёй. Завидев, что его подарок растворился, он схватил ведьму за волосы и потащил в Солнце.

— Ты не убьёшь меня, раб! Я по-прежнему свободна и сильна.

— Ты потеряла свою последнюю надежду; ты больше не Диана. Ты потеряла возможность обрести жизнь вечную. Ты потеряла всё. У нас нет более спасительной колбочки для тебя. Солнце – рай для совершенных людей; для тебя же сие лоно станет адом. Оно пришло за тобой. Смирись…. — С этими словами солдат забрал Арадию во всеобщую могилу человечества, и больше её никто никогда не видел.

Мисс Аллес от увиденного свалил очередной обморок, а мистер Дэниэлс по памяти уверенно зашагал к противоположному берегу, бережно неся уставшее создание…

Иногда он останавливался для прибавки сил, и кормил бедняжку остатками съестных запасов, с нежностью гладя её по слегка волнистым белокурым волосам.

Наткнувшись на лодку, посланную провидением парень погрузил туда Регину и задвигал вёслами подальше от острова Кайман-Брак. Молодой человек не стал пытать счастья на Малом острове, поспешив доплыть до головного, где и успешно высадился, оставив каноэ сушиться вверх дном.

Дэннис поначалу ничего не стал рассказывать властям – они и так всё поняли. Началось расследование, которое, однако, не дало абсолютно ничего. И семьи погибших, извещённые той страшной новостью, пребывали в глубоком трауре многие дни.

— Какой кошмар! — Ахнул гид, когда Дэннис в деталях описал их дальнейший экскурс. — Право же мне очень жаль, что я подверг вас такой опасности. Знаете, в моей практике такое впервые. Не надо было мне оставлять вас наедине с карибами. И как вы ещё набрались мужества в одиночку добраться обратно…. А насчёт шума в пещере я слышал, потому что когда вы не вернулись вовремя, по вашему следу пошли люди губернатора. Я думал, вы и мисс погибли также. Ещё мы обнаружили…. — Он заикнулся о жертвоприношении в долине. — В долине два трупа. Мы не досчитались вас двоих и той женщины, что вела себя несколько обособленно ото всех. Выходит, она теперь единственная, чьё тело не обнаружено до сих пор. Искренне рад, что вы и мисс живы; честное слово.

— Всё это в прошлом. — Ответил ему Дэннис. — Кстати, мне совсем не жаль своих спутников – они получили по заслугам. Жадность ещё никого не доводила до добра. Их алчность их же и погубила!

— Вот как? Мы наводили справки, сэр, и выяснилось, сопоставляя с вашим рассказом, что те индейцы, которых мы видели – это те же самые, что покоятся в той пещере. Наши люди уже дважды отправляли отряд, но всё без толку. На второй раз – ни пещеры, ни карибов…

— Пустое. Хотя не думаю, что всё это было галлюцинациями. Их видели и вы, и я, и все остальные. Получается, пришли отомстить, хотя к вождю как к человеку я проявлял должное уважение, и мы неплохо ладили.

— Месть? Такой ценой?

— Главное, что всё закончилось. Всему в этой жизни приходит конец.

— Вы правы.

Они ещё немного поговорили.

Попрощавшись с проводником и заместителем губернатора, мистер Дэниэлс первым же рейсом отплыл на Ямайку вместе с мисс Аллес, а оттуда – попутным бригом до Лондона.

*11* «Исход»

Через два года после этих событий мисс Аллес благополучно завершила свою учёбу в стенах престижного университета и как-то раз прогуливаясь по музею, обрадованно затопала к серому силуэту.

— Я вас сразу узнала! Я ждала этой встречи.

Мистер Дэниэлс повернулся.

— Регина? Как вы, после всех этих передряг? После той истории мы толком не виделись, ибо вы на обратном пути по океану снова разболелись.

— Д уж, не вспоминайте. Больше – никаких заморских путешествий – меня это выбило из колеи. Всё что хотела, я посмотрела.

— Особенно кашалотов. — Пошутил Дэннис и улыбнулся.

— Это когда я намокла? — Засмеялась та. — Надо же, память вас не подвела. Срисовала всех китов и успешно защитилась дипломом. А как же поживаете вы? Вы совсем о себе не говорите.

— Можно, я лучше вместо ответа приглашу вас на верховую езду? У меня собственное поместье. Не отказывайтесь, прошу.

— Я. — Регина загорелась. — Я совсем не умею обращаться с лошадьми и в особенности кататься на них.

— Я научу, это поправимо. В конце недели я пришлю за вами или заеду сам, если вы не против.

— Что ж, если вы настаиваете…

Парк был живописен и прекрасен. Деревья склонялись своими кронами к земле, словно приглашая внутрь. Далее была огороженная белым заборчиком поляна.

Мистер Дэниэлс, приведя себе из конюшни чёрную, а красавице – белую лошадь, стал искусным инструктором, показав все тонкости, научив возиться с поводьями. И когда девушка упала в первый раз, то была счастлива, потому что её подхватили и унесли в усадьбу.

За ланчем раскрасневшаяся от беготни мисс спросила у Дэнниса:

— Однажды вы произнесли одну очень трогательную речь.

— Какую же?

— Это было первое, что я услышала от вас, ещё толком не зная вас.

— Не томите. И налегайте на гренки, а то остынут. Питаться надо хорошо.

— Вы высказались тогда о том, что ищете смысл жизни; что хотите познать устройство мира и найти себя в гармонии с природой. Удалось вам то, что вы задумали, о чём с таким трепетом мечтали?

— Да. — Ответил ей Дэннис. — Сбылись все мои сокровенные фантазии и желания. А ещё я уяснил себе одну интересную вещь: мы все – люди: индейцы ли, негры ли, белые ли. В каждом обществе есть плохие и хорошие, везде и всюду найдутся как правильные черты, так и не совсем. Я понял, что нет в богатстве счастья, и что самое важное – это душа. Та, что не стареет, не дряхлеет, не съёживается; при том условии, что ты поддерживаешь её чистотой сердца своего, содержишь в морали и нравственности. И даже если тебе сто лет, душа человека правильного и верного будет молода всегда. Она – вечна; почти что единственное, что не стареет. Там в глубине я осмыслил многое. Многие были рядом, но все ли из них достойны слова «человек»? Ты человек тогда, когда не стремишься к похвале; когда смиренно относишься к превратностям судьбы и творишь добро, только добро, что бы ни случилось. Тогда, когда разум твой не застлан материальным, когда ты не в погоне за пресыщением, когда ты остаёшься человеком в любой жизненно сложившейся ситуации. Тогда, когда не слушаешь бред других людей, глупых и неразумных в своём эгоизме, а поступаешь соответствующим образом. Тогда, когда предлагаешь, а не навязываешь; просишь, а не приказываешь; делаешь, а не ленишься; идёшь не назад, но только вперёд; подаёшь хороший пример, а не дурной. Я рад, что не сломлен и доныне, и пронесу тепло, надежду и любовь через всю свою жизнь, озаряя всё вокруг светом истины, правды.

Молодой человек замолчал, встал из-за стола и подошёл к Регине сзади, дотронувшись до её шеи и плеча. Та сидела вначале недвижимо, потом поднялась также.

— Я люблю вас. Предлагаю вам всего себя без остатка. Будьте моей женой. — Взволнованно проговорил Дэннис, взяв руку девушки и приложив её к своему сердцу.

— И с радостью вам отвечу. — Сказала мисс.

Влюблённые слились в поцелуе, и миг этот длился вечно…

А солнышко щедро одаривало всё вокруг своими лучиками. Листва весело шелестела на деревьях, и трава-мурава была преисполнена великолепия. Ветерок был лёгким, как и облака на небе, которые он постепенно сдувал в сторону. Пришла, пришла весна в этот край, и всё стало хорошо, да настолько, что птицы щебетали ещё долго, приободрённые словом «любовь». А слово «мания» никогда более не использовалось и не материализовывалось, уйдя в вечную тень. И люди стали лучше, и души их – также, и всё было овеяно спокойной, умиротворённой тишиной…